– Золото – далеко не всё, – сказала Тая. – Ильменские горы – настоящая кладовая земли. Здесь сосредоточены чуть ли не все известные людям горные породы и множество минералов, часть из которых не встречается больше нигде в мире! Прямо вот тут, под нашими ногами. Представляешь?

Глаза и щёки Таи загорелись. Похоже, данная тема её сильно занимала.

– Ильменский заповедник был образован именно как минералогический, – увлеченно продолжала она. – Здесь добывали топазы, аквамарины, фенакиты. Был найден один из редчайших ювелирных камней – чёрный звёздчатый корунд, и некоторые корунды светились звёздами уникальными по своему рисунку. Многое можно посмотреть в богатейшем музее заповедника. Если хочешь, я сама буду твоим экскурсоводом.

– В музей мне нельзя, – сказал Алекс, – Сургон не разрешает.

– Тогда я расскажу тебе так.

Они направились обратно к лаборатории, и за этот недолгий путь Алекс столько наслушался про минералы и горные породы, сколько не знал во всю жизнь. И странно, ему, человеку далёкому от минералогии, было очень интересно слушать от Таи и про ильменит, и про миасскит, и про самарскит. А про калийсаданагаит он даже попросил рассказать подробнее.

Сначала на лабораторию налетел ветер. Проникнув в неплотно запертую входную дверь, он полез в щели и отдушины, извлекая из них то ли шипение, то ли свист и стараясь распахнуть то, что ему окажется по силам. Алекс, выйдя в коридор, закрыл входную дверь плотнее. Но ветер не унимался. Кружась в поддувалах двух старых печей, сложенных когда-то для отапливания лаборатории, он выл там, стараясь выбраться по трубам на улицу, но, очутившись на свободе, тут же опять лез в дом.

Алекс спрашивал у Сургона про эти печи. Становилось довольно холодно, и Алекс предлагал собрать в лесу дров, чтобы затопить хотя бы одну из них. Сургон не соглашался. Он пояснял, что лаборатория считается недействующей, проживают они здесь нелегально, а дым из трубы, и даже не столько дым, сколько гарь, которая поползёт по лесу, могут привлечь чьё-то внимание. Алексу не нравилось это житьё на нелегальном положении: он с детства привык уважать закон и подчиняться его требованиям. Но что было делать? В данном случае приходилось признать, что некоторое нарушение правил необходимо для пребывания его, американского гражданина, в закрытом российском городе.

Вслед за ветром налетел дождь – несдержанный по силе, шатающийся из стороны в сторону, как пьяный. Прыгнув на крышу, он заплясал на ней в обнимку с ветром, и их сумасшедшие пляски казались сродни празднеству нечистой силы.

Алекс ночевал в лаборатории один. Сургон и Таисия уехали рано утром. На одном из участков Ильменского заповедника учёные обнаружили несколько мёртвых косуль, и для принятия решения о санитарных мерах требовалось срочно установить причину падежа. Из сотрудников научного центра создали рабочую группу, в неё включили Сургона, а он взял в помощницы Таю.

Сургон предупредил Алекса, чтобы тот не ждал их сегодня, поскольку за день завершить работу, скорее всего, не удастся. Тая сготовила остающемуся в одиночестве гостю побольше еды и на всякий случай показала, где находится и как открывается погреб, в котором сложены запасы продовольствия. Алекс слазил туда дважды – без необходимости, а просто так, благо времени имел в избытке. На холодных деревянных полках под землёй он нашёл консервы, копчёные колбасы, сыры, фрукты, овощи и разные другие продукты за исключением тех, которые требовали заморозки: морозильника в лаборатории не было.

Остальной день Алекс не знал, чем себя занять. В район «Америка» для поисков дома Бориса Холвишева они с Сургоном договорились ехать, как только Сургон освободится, то есть в лучшем случае завтра, или даже послезавтра. Самостоятельно в город Алекс выйти не мог, а заходить далеко вглубь леса опасался из-за собак. Два часа ушло на физические занятия – бег вокруг лаборатории и упражнения на суку близстоящей сосны. Потом Алекс наносил из колодца воду, нагрел на газовой плите, вымылся, пообедал и немного поспал. А затем принялся думать, чем заполнить вечер.

Газеты «Миасский рабочий», так же, как и ноутбук, Сургон унёс с собой: подшивку требовалось сдать в библиотеку, а ноутбук зарядить. Алекс просил Сургона оставить ему для чтения один из романов Сергея Исетова, и Сургон обещал, но, видимо, забыл, а дверь свою всегда закрывал на ключ. Навесной замок продолжал висеть также на двери одной из выходящих в коридор комнат, и что находится за той дверью, Алекс до сих пор не знал.

Зато в стопке бумаг на кухне обнаружился ботанический журнал, старый и помятый. За неимением других вариантов предстояло, видимо, заняться изучением ботаники. Но сначала Алекс, не торопясь, поужинал и лишь затем, прихватив журнал, отправился к себе.

На улице и в лаборатории стемнело окончательно. Запалив керосиновую лампу, к которой ещё недавно Алекс не знал, с какой стороны подойти, он занялся чтением журнала. Сосредоточиться на содержании статьи никак не удавалось: в тексте попадалось слишком много незнакомых слов, а кроме того, было беспокойно и тягостно на душе, и Алекс никак не мог от этого состояния избавиться. Возможно, он, как и любой бы на его месте, тревожился, что находится в одиночестве так далеко от людей. Возможно, тревогу вызывала непроглядная тьма вокруг лаборатории. Скорее же всего, причиной его тягостного состояния являлась надвинувшаяся непогода – природное смятение, которое передавалось душе звуками воющего ветра и стучащего по крыше дождя.

Оторвавшись от статьи, Алекс бросил взгляд в сторону окна и вначале подумал, что видит в нём своё отражение, как это бывает ночью, когда в помещении включен свет. Но вдруг сообразил, что ошибается: в окне маячило не отображение, а нечто материальное, находящееся по ту сторону стекла. Алекс присмотрелся внимательней – и обмер: из темноты в комнату вглядывалось ужасного вида человеческое существо. Голова существа была накрыта капюшоном, по которому стекали капли дождя, а под капюшоном, ниже практически отсутствующих бровей, медленно двигались блестящие, будто залитые лаком глаза. Испуг же вызывали не столько глаза существа, сколько его огромные, лошадиные ноздри, которые подёргивались, словно старались через стекло учуять запах того, кто находится в доме.

Алекс отодвинул в сторону керосиновую лампу, чтобы лучше рассмотреть жуткого незнакомца, и увидел, что окно пусто: тот скрылся в ночной мгле так же неожиданно, как возник. Но его близкое присутствие ощущалось почти физически.

С запозданием Алекс подумал, что давно следовало закрыться. На входной двери лаборатории имелась металлическая задвижка, а на двери его комнаты – крючок. Погасив лампу, Алекс поднялся с кровати и почти одновременно услышал шаги по деревянному крыльцу, затем визг несмазанных петель и стук тяжёлых каблуков ступившего в коридор существа. Алекс тихо накинул на дверь крючок.

Вошедший двинулся по скрипучим половым доскам заброшенной лаборатории. Достигнув комнаты Алекса, он остановился. В тишине было явственно слышно его дыхание – громкое, с лёгким свистом, производимым лошадиными ноздрями. Сам же Алекс, кажется, совсем перестал дышать.