Надо найти живую воду, да торопиться. Сердцем чую беду, которая вот-вот должна произойти. Пекельный ни перед чем не остановится в стремлении достичь своего. Только бы Вася сдюжила. Не поддалась на уговоры нечисти!

Хоть бы одним глазком на нее посмотреть…

Утренние лучи заставили меня вынырнуть из омута не то мыслей, не то тревожного сна.

В дверь постучали. Тревожно застонал, зашевелился в спальне Захар, и вскоре показался на пороге комнаты, пытаясь пятерней соорудить подобие порядка на голове.

– Доброе утро, Феникс. Кто-то пришел?

– Видимо. – Я рывком поднялся, подошел к двери и распахнул ее. На пороге стояла Мафаня. Взглянув мне в лицо, она отвела глаза.

– Доброе утро, Ник. Борьку и кобылу вашу я распорядилась запрягать. Припасы уже все к седлу приторочены, а это тебе лично. – Она развернула белую тряпицу, которую я сперва принял за платок, и протянула мне. – Это карта. Вот здесь кидайские земли, перейдешь здесь стену – границу, попадешь сюда, а потом все время на восток, и увидишь одинокую гору. На ней-то и живет бессмертный мудрец Ли-Сый. И вот еще возьми.

Она протянула мне мой клубочек и зеркальце.

– Не бойся! Я не узнаю где ты, если ты не захочешь. И Пепельный тоже не узнает где ты. Возьми на всякий случай. Вдруг пригодится? В мешках с едой увидишь мазь от ранений и ожогов, и травки всякие. Подписанные. Не спутаешь. Золото тоже найдешь, в носок спрятанное.

– Спасибо, Мафаня! – Я свернул ее дары и сунул в карман. – Путь не близкий, все пригодится. А платка-самолета у тебя нет случаем?

– Был, – вздохнула она. – Да моль пожрала. Теперь не взлетает. Дней за пять доедете. Если с клубком, то быстрее. Только своему средству передвижения не давай много говорить, у него ноги и язык как-то вместе замкнуло: чем больше говорит, тем больше устает.

– Спасибо за подсказку! Всуну ему кляп! – усмехнулся я и обнял ее. – Не бойся, все будет хорошо! Еще и месяц не закончится, как увидишь дочь. Обещаю!

– Спасибо тебе, Феникс, и прости за все! – Она посмотрела на меня, перевела взгляд на Захара. – Веха, скажи, ты ведь знаешь, кто он такой? Кто этот мужчина, который со мной больше двадцати лет знаком и ни капельки не изменился? Почему его так жаждет заполучить Пекельный? Почему он так уверен что все будет хорошо?

– Честно? – Захар не спеша надел сапоги, завязал пояс, подошел и встал рядом. – Не знаю, Мафаня. Оно может и знал когда, да только все мои знания в других жизнях остались…

Мафаня пристально посмотрела на него, перевела взгляд на меня и только покачала головой.

– Сговорились!

Мы вышли следом за ней в коридор и закрыли за собой дверь.

– Маф, не обижайся. – Я коснулся ее плеча. – Как я могу тебе поведать то, о чем и сам-то не знаю?

Зачем напоминать, что не далее как вчера за ужином я рассказал ей все, что успел узнать о себе в Лихомани? Не верит, и не надо! Да я и сам не верю.

Вскоре мы были на конюшне, и я с завистью поглядывал на Захара, невозмутимо проверявшего подпругу доставшейся ему спокойной, тихой лошадки. Борька же, наоборот, при виде меня едва не бросился целоваться, и затарахтел с неутомимостью базарной торговки.

– Наконец-то! С добрым утром, милый город! Сердце родины родной! А я так тебя ждал, Никитушка, так ждал! Пошли скорей отсюда! Видишь тех трех гнедых кобыл? Пытаются на меня алименты повесить! О времена, о нравы! Их тут и так на полном обеспечении содержат, а все туда же! Ни одной честной девушки не осталось! Я про лошадиных! До других мне и дела нет! Разве что, только о хозяюшке день-деньской думаю… Как там она… без меня… Ты только не ревнуй! У нас любовь на веки-вечные, поэтому, ты мне не соперник. Э-э-э… то есть я хотел сказать наоборот… Ну ты меня понял! О! Опять в нашу сторону морды наглые повернули! Видишь? Валим-валим-валим отсюдова, хозяин! И вообще! Пора мне наконец-то поджениться и не обращать внимания на грязные инсинуации… всяких там!

– А может, они на тебя смотрят как на восьмое чудо света? – Я вывел Борьку из конюшни и вскочил в седло. Не обманула Мафа. Еды в четырех котомках по разные стороны седла, да еще и что-то позвякивает. Живы будем – не помрем! – Еще бы – говорящий конь!

– Знаешь, вчера ночью их это не очень-то тревожило… Нет! Определенно хотят меня заарканить! А вот фигушки! – Он взял с места в галоп, вопя на весь двор. – Врагу не сдается наш гордый коня-а-а-аг!

– Любишь кататься… – Попытался вставить свои пять копеек Захар, за что и поплатился.

– Вот только не надо про «кататься»! Еще кто на ком катался! Да я всю ночь не спал! Из-за этих… двух… Трех!

– Четырех! – усмехнулся я. Борька нервно дернулся и, замедлив шаг, подозрительно обернулся.

– А ты откуда знаешь?

– Чего кто и откуда знает? Почему не я? – Рядом с его мордой завертелась мошка, вопя до боли знакомым голоском: – Борюсик-Трампампусик! Ну как? Еще не созрел?

– Горбылка?! А ты чего тут забыла? – поздоровался я. – Соскучилась?

– Ну, так! Еще бы! Кроме вас, ни одного веселого клиента! Как кому помочь – только в путь, а как дело до оплаты доходит – никого нет! То от инфаркта помрут, то в монастырь запишутся. А мне на освященную землю ходу нет… Гады, одним словом, неблагодарные!

– Во-от! А я про что? – подхватил вторым голосом Борька. – Я! Им! От всей души! А они?

– Ага-ага! – покивала Горбылка, становясь нормального размера, и уточнила. – А кто – они? И что – им?

Борька распахнул пасть, чтобы все объяснить, но внезапно понял, кому и о чем, он собрался изливать душу, помолчал и начал бормотать нечто невразумительное.

– А… никто. Точнее все! Вот например, видишь того косаря? – Он вдруг указал мордой на шагавшего далеко впереди работягу. – Сволочь в лаптях! Типа, с косой, на луг идет. Ни-фи-га!

– Гм… – Горбылка непонимающе нахмурилась, разглядывая «сволочь в лаптях», и осторожно уточнила. – А куда он идет?

– А это он… гуляет! Сейчас погуляет, косой для отвода глаз помахает и домой! А все-то думают, что он – косарь! – возмущенно выпалил Борька и замер с умным видом.

– Ага-ага! – Горбылка с тоской покосилась на него, снова сделалась маленькой и закружила теперь уже возле моего носа. – Вот, о чем я и говорю! Одни с инфарктом, вторые в монастырь, а третьи под дурачка косят…. Эх… Поберег бы ты его, Никитушка… Я на него виды имею….

И бесшумно исчезла.

– Ну, что за ахинею ты сейчас плел? – Я потрепал за ухо притворившегося статуей жеребца. – Причем тут косарь и что за виды на тебя имеет Горбылка?

– А… э… да ничего… я так… Беседу поддерживал. – Залопотал этот врун и мне показалось, что его шкура стала еще краснее.

– Если не скажешь правду, отведу назад в конюшню! – припугнул я. Угроза подействовала. Борька поплелся следом за едущим впереди Захаром и, спотыкаясь на каждом слове, забормотал.