Затем Нельсону приказали следовать в Портсмут, взять на борт пассажиров и попутно доставить их в Вест-Индию. Пока ждали пассажиров и грузили их немалый багаж, Нельсон решил навестить своих портсмутских знакомых и отправился к ним верхом на нанятой лошади. То ли лошадь чего-то испугалась, то ли Нельсон оказался плохим наездником, но в какой-то момент он не справился с ней. Лошадь понесла, и, чтобы не разбиться, капитану «Борея» пришлось спрыгнуть с седла. Этот прыжок спас Нельсону жизнь, однако сильно повредил позвоночник, от болей в котором он теперь будет страдать до конца своей жизни.

Все эти неприятности перед отплытием в Вест-Индию оптимизма не прибавляли. К тому же среди пассажиров, поднявшихся на палубу «Борея» в Портсмуте, оказалась и супруга будущего главнокомандующего Нельсона в вест-индских водах леди Хьюз, весьма докучливая и болтливая дама. При мамаше была великовозрастная и весьма некрасивая, а потому и незамужняя, дочь. И мисс и миссис Хьюз тут же устремили свое внимание на молодого капитана как на потенциального жениха, что также создало Нельсону немало неудобств. Помимо этого, по тогдашним неписаным правилам капитану вменялось в обязанность кормить почетных пассажиров за свой счет, что сразу же сказалось на его и без того не слишком толстом кошельке. Позднее Нельсон подсчитает, что проезд миссис и мисс Хьюз обошелся ему в две сотни фунтов.

И уж совсем некстати было то, что на фрегат направили четыре десятка мальчишек-мичманов, которых следовало доставить на суда вест-индской эскадры. Из-за всего этого теснота на маленьком «Борее» была страшная. Однажды, выйдя на шканцы, Нельсон насчитал там помимо прогуливающихся матери и дочери Хьюз три десятка человек.

Однако Нельсон оставался Нельсоном. Он успевал командовать фрегатом, муштровать свою команду, оказывать положенное внимание дамам и еще обучать мичманов-практикантов. К последнему он относился со всей серьезностью, помня свои собственные юные годы.

Спустя много лет, уже будучи в преклонном возрасте, леди Хьюз в письме мужу сестры Нельсона Кэтрин вспоминала об этом плавании: «Как женщина, я могу судить лишь о тех вещах, в которых разбираюсь, например о его внимании к молодым джентльменам, находившимся на судне. Естественно было бы предположить, что среди такого количества подростков могли быть не только храбрые, но и робкие. Он никогда не делал замечания робким, доказывая, что заставляет их делать всего лишь то, что умеет делать сам, и тут же подавал пример. Помню, как он говорил: «Смотрите, сэр, как быстро я влезу на топ мачты, я надеюсь встретиться там с вами». Бедный малыш тоже начинал карабкаться вверх и добирался, как мог, до вершины. Его Светлость не обращал ни малейшего внимания на то, каким способом это делалось, но, встретив парня на высоте, бодро и весело говорил: «Как жаль мне тех людей, которые думают, что это опасно и неприятно». Я видела, как после такого блестящего примера первый робкий мальчик увлекал за собой другого, при этом повторяя слова капитана. Он регулярно, каждый день входил в класс и наблюдал, как подростки изучают морское дело, а к 12-ти часам дня был первым на палубе со своим квадрантом. Ни одному из мальчишек не хотелось отстать в учебе, если капитан подавал такой пример… И еще хочу рассказать один эпизод, который произошел на Барбадосе. Нам предстояло обедать у губернатора, и перед этим капитан попросил у меня разрешения взять с собой одного из его «адъютантов». А позже, представляя меня губернатору, он сказал: «Ваше превосходительство, простите меня за то, что я привел одного из мальчиков. Я взял себе за правило знакомить мальчиков с хорошим обществом, в котором я бываю. Пока они находятся в плавании, они видят так мало людей, достойных уважения». Мальчики обожали его за доброту и внимание, готовы были выполнить любое его желание. Надеюсь, что в моем скромном рассказе я смогла хоть как-то описать талант Его Светлости: умение внушать этим молодым людям, что овладение морской профессией скорее игра, чем серьезная задача».

* * *

Наконец Атлантика осталась за кормой. В середине июня 1784 года «Борей» вошел в окруженную высокими горами бухту Английская гавань острова Антигуа, где отныне ему и предстояло базироваться.

Пока фрегат приводили в порядок и загружали припасы, леди Хьюз представила Нельсона местному высшему обществу, и тот сразу же в очередной раз влюбился. Теперь избранницей его сердца стала вполне респектабельная замужняя дама Джейн Моутрей. Ее муж занимал должность постоянного представителя Адмиралтейства на Антигуа. Как и два предыдущих романа, этот тоже был обречен на неудачу, и прежде всего потому, что Нельсон в силу своей порядочности никогда бы не смог завести любовную интригу с женой своего сослуживца.

Обстоятельства знакомства Нельсона с новым предметом своего обожания заслуживают отдельного рассказа, так как дают представление о его характере.

Дело в том, что, когда «Борей» прибыл на остров, командующий эскадрой адмирал Ричард Хьюз находился в плавании и оставил вместо себя именно представителя Адмиралтейства господина Джона Моутрея. Когда-то в юные годы Моутрей недолго служил на судах Королевского флота мичманом, но затем перешел на береговую службу, стал чиновником и ранга морского офицера, а тем более реестрового капитана не имел. Узнав о том, что должен подчиняться какому-то чиновнику, Нельсон оскорбился. Основания на то у него были, ибо по законам английского флота заменить командующего должен был старший из капитанов, а таковым на Антигуа являлся именно Нельсон. Поэтому он, полностью уверенный в своей правоте, велел немедленно спустить флаг чиновника Моутрея и поднять свой. Проделав это, он как ни в чем не бывало явился вечером в дом Моутрея на ужин. Там он объявил хозяину о своих действиях:

— Я не признаю над собой никаких старших офицеров, кроме членов совета Адмиралтейства и тех, чей чин выше моего!

Этими словами Нельсон вызвал возмущение чиновника, что нисколько не помешало ему пробыть в его доме до конца ужина, познакомиться с его женой, а заодно и влюбиться в нее.

Современники отмечают, что леди Моутрей была красивой женщиной и являлась предметом неразделенной любви многих местных морских офицеров.

Как всегда в период влюбленности, Нельсон начинает искать всяческие предлоги, чтобы побывать в доме Моутрея, что после недавнего конфликта было делом нелегким, всюду преследует предмет своего обожания, гипнотизируя возлюбленную печальным и влюбленным взглядом. Теперь ему, разумеется, казалось, что он наконец-то встретил самую-самую. Брату Уильяму, который к этому моменту перешел на другое судно и находился на другом острове, он пишет: «Я ни разу не прошел мимо Английской гавани без того, чтобы не нанести визит, но — увы! — не много радости уготовано мне там. Моя дорогая, милая подруга уезжает домой. Я похож на апрельский день: то счастлив за нее, то по-настоящему грущу, думая о себе. Нигде и никогда я не встречал ей подобных».

Между тем конфликт между Нельсоном и Моутреем не был улажен. Командующий эскадрой адмирал Хьюз принял сторону представителя Адмиралтейства. Начался обмен достаточно резкими письмами с самим Адмиралтейством. В конце концов Нельсон, несмотря на свою формальную правоту, получил выговор. Поведение только что назначенного капитана произвело далеко не лучшее впечатление. Невыполнение приказов непосредственного начальника всегда считалось в британском флоте тягчайшим из проступков. В реестровом списке против фамилии Нельсона сразу же был поставлен знак «минус». От должности нашего героя никто отстранять не собирался, однако отныне его дальнейшая карьера, учитывая огромнейшую конкуренцию, становилась весьма проблематичной.