Уотт подмигивает:

– Сделайте двойной скотч.

Бармен салютует, поднеся два пальца к виску:

– Как прикажете, сэр.

Уотт смотрит на Мануэля, ожидая, что тот будет доволен, но Мануэль возводит глаза к потолку.

– Уотт, не думайте, что вам удастся меня напоить. Я могу вливать в себя это пойло целую ночь.

Уотт рад, что Мануэль принял его потребность в выпивке за хитрую игру. Он очень смущается своего пьянства.

Приносят заказ.

Уотт выпивает половину пива, а потом выливает в него стаканчик виски. Глупо так поступать, по-детски; это способ сделать выпивку более веселой. Он поднимает двойной бокал, чтобы осушить его, и видит, что Мануэль такого не одобряет.

Это оскорбляет Уотта. Он греет себе душу мыслью о торговцах и купцах, делящихся друг с другом деньгами, властью и статусом, а теперь его презирает человек, только что вышедший из тюрьмы.

Уотт пьет. Сквозь белую пену на пивном бокале он видит, что выражение лица Мануэля становится еще презрительней. Чувствуя себя неловко, Уотт продолжает пить, потому что ему не хочется ставить бокал и беседовать о своем пьянстве. Но вот с пивом покончено, бокал придется поставить. Он ставит его на стойку бара. Мануэль ничего не говорит о его пьянстве. Он смотрит на Уотта не добродушно и не злобно и произносит всего одно слово:

– Деньги.

Уотт смотрит на выпивку Мануэля и дергает пальцем: давай, пей. Тот медлит, осматривая бар, ясно давая понять, что пьет не потому, что так ему велел Уотт. Он может взять бокал, а может и не брать.

Он все-таки решает выпить, берет свое пиво и перед тем, как поднести его к губам, взглядывает на пустой двойной бокал Уотта и говорит:

– Возьмите ведро, а?

Мануэль видит слабость Уотта к выпивке. Теперь Уотту тревожно; он начинает потеть. Его мозг велит ему что-нибудь выпалить.

– Знаете, возле чего мы припарковались? Там, на улице. Это Торговая палата.

Мануэль все еще пьет, но Уотт уже прикончил свою порцию и печально смотрит на бокал. Ему отчаянно хочется заказать еще, но Мануэль его осудит. Жаль, что он пьет не в одиночку. Уотт говорит быстро и невнятно:

– Торговые гильдии Глазго. Торговые союзы Средних веков. Древние. Красивые. Много денег…

Мануэль слушает. Его бокал с пивом полон на две трети, он не выпускает его, и Уотт видит, что он смотрит на свои ногти. Они обломанные и грязные. Тяжелый физический труд. Мануэль сгибает пальцы так, что его ногти прилегают к бокалу.

Совершенно внезапно Уотт понимает: Мануэль не осуждает его за пьянство. Он огрызается потому, что этот бар и люди в костюмах его страшат. Его страшит Торговая палата – вернее, то, что он ничего о ней не знает. Потому что Питер Мануэль, конечно, рабочий и католик, а их не ждет радушный прием. Он даже никогда не слышал о таких вещах. Торговая палата, гильдия торговцев, они не распространяются о себе.

– Вы когда-нибудь слышали о гильдии торговцев?

Мануэль пожимает плечами и пьет, чтобы прикрыть лицо. Уотт наклоняется, чтобы говорить негромко:

– Они владеют Глазго. У них есть места в Корпорации. Все вкупе они владеют всей землей, на которой построен Глазго. Власть.

Мануэль решает не впечатляться никакими словами Уотта.

– Им принадлежат Джордж-сквер[38], Хатчесонтаун, Трейдстон[39], все банки на реке Келвин. Каждый год они собирают два миллиона фунтов стерлингов арендной платы.

– Столько?

– Два миллиона. Каждый год.

Вот теперь он завладел вниманием Мануэля. Уотт видит, как тот широко раскрывает глаза, потом щурится. Два. Миллиона. Стерлингов. Он видит, как Мануэль улыбается, воображая мешки с наличными. Мешки с деньгами, которые он может украсть и унести. Но все деньги проходят через гроссбухи в чеках и банковских счетах, выплачиваются через юристов и тому подобное. Такие деньги нельзя украсть. Только с помощью сложного мошенничества, а оно не по части Мануэля. И все-таки он настолько отвлекся на мысли об этом, что Уотт чувствует: теперь можно заказать выпивку. Он поднимает глаза, но, к его разочарованию, бармен тихо говорит по телефону, прикрывая рот рукой.

Мануэль поворачивается к Уотту так, как будто у него окостенела шея.

– Кто, вы сказали, получает эти деньги?

Уотт улыбается. Он видит, что слабость Мануэля – деньги, кражи денег, завладение деньгами, выпытывание, где они.

Бармен вешает трубку. Уотт перехватывает его взгляд и кивком дает знать о следующем заходе.

Мануэль смотрит на Уотта, глаза его от алчности широко распахнуты. Он думает, что, может быть, Уотт видел эти мешки с наличными. Тот невольно хихикает.

– Их держат на другой стороне улицы? – небрежно спрашивает Мануэль. – Откуда вы это знаете?

– Их счета публикуются в конце каждого налогового года.

– Значит, вы – член гильдии?

Бармен приносит спасительную выпивку как раз вовремя, потому что Уотт – не член Торговой гильдии, и для него это слегка болезненная тема.

– Пока нет. Но я им стану. Однажды.

Он берет свой скотч и пьет.

Затем смотрит на Мануэля, чьи ногти обломаны, на человека, который даже не знал о существовании Торговой гильдии и Торговой палаты, пока Уотт не рассказал о них минуту тому назад. Внезапно Уотт понимает, насколько он лучше Мануэля. Это его поддерживает.

– Однажды я стану президентом Торговой гильдии, помяните мои слова. Знаете, что это означает?

Мануэль качает головой, все еще улыбаясь при мысли о деньгах.

– Президент гильдии – это второй гражданин Глазго. После мэра. И им буду я. Третий гражданин – глава Торговой палаты.

– Как же получилось, что сейчас вы не член гильдии? Это слишком дорого?

Уотт безрадостно смеется:

– «Слишком дорого»? Нет. Ну, дорого, конечно, но я легко могу…

Он поднимает большие толстые руки, но вспоминает, что не должен подчеркивать, что у него есть деньги, и обрывает себя:

– Хм. Нет. Технически… Чтобы быть членом, твою кандидатуру должны предложить другие члены – и так далее, и тому подобное.

– Ха! Они вас не примут.

Уотт и Мануэль стоят близко друг от друга.

– Нет. Они примут. Примут. – Уотт стучит себя пальцем по носу. – Есть пути и способы.

Они задумчиво пьют.

– Я писатель.

Уотт чуть было не оглядывается по сторонам, чтобы посмотреть – кто это сказал. Мануэль смотрит в свое пиво. У него обеспокоенный вид.