Полицейский сгибает колени и теперь видит, что под крышкой от лосося, лежащей на краю стола, собралось накапавшее с крышки масло, на нем блестит свет. Крышка висит на краю, грозя упасть на пол. Просто висит и ждет ветерка или стука, или когда еще две молекулы масла пропутешествуют по ее изнанке и присоединятся к тем, что скапливаются на ней. Тогда рыбное масло капнет на пол, и нужно будет убирать.

Полицейский возвращается в участок. Он выясняет, что мистер Смарт мог отправиться навестить своих родителей в Джедборо тридцать первого декабря. Теперь шестое января. У родителей нет телефона, мистер Смарт мог остаться в Джедборо, его родители часто болеют, но это не уменьшает тревогу полицейского. Мистер Смарт должен был отправиться в своей машине? Полицейский в этом не уверен. По большей части его беспокоят рыжий хвост и жестянка на столе. Он очень этим встревожен и не знает, почему.

Он ест свой ланч, когда его осеняет: если Смарты уехали с визитом, они бы не оставили дома кошку. Если они забыли о ней позаботиться, кошка оказалась бы в запертом доме без еды, не считая мышей и того, что сунут добрые соседи. К этому времени она должна была быть безумно голодна. Крышка от жестянки с каплями масла все еще на краю стола. Голодная кошка сбросила бы ее, сшибла крышку, покрытую восхитительно пахнущим маслом, и вылизала бы ее дочиста. Но она этого не сделала. В доме кто-то есть.

Полицейский, ощутив внезапную тревогу, оставляет свой сэндвич и торопится обратно на Шипберн-роуд.

Соседка выскакивает ему навстречу, запахивая пальто поверх передника.

– Офицер!

Она бежит к нему через улицу и объясняет, что в том доме творится что-то странное. Она уже беспокоилась, потому что неподалеку исчезла девушка Изабель Кук. Леди сама позвонила в полицию насчет дома Смартов, вчера. Машина исчезла, но занавески все время то опускаются, то поднимаются. Она начинает говорить более бессвязно:

– Дорис Смарт обращается с занавесками аккуратно, понимаете? Но занавески поднимают грубо: они перекручены снизу и раздвинуты наверху. Дорис очень гордится своим домом…

Соседка замолкает, прикасается к своим бигуди и вспоминает, что она на улице. Невоспитанно находиться на улице в таком виде. Внезапно осознав, что ее видят, или, скорее всего, видят другие соседи, она вытаскивает бигуди из волос, не убрав сперва зажимов, сердито дергая себя за волосы, отчего у нее слезятся глаза. Полицейский сочувствует ей.

Он думает, что в доме кто-то есть, но не говорит этого. Он говорит, что собирается войти туда, вскрыв дверь. Не отправится ли она с ним вместе в качестве свидетельницы?

Соседка рада так поступить, хотя и не знает, что означает «свидетельница» в специфическом смысле этого слова, – просто ей хочется, чтобы кто-нибудь что-нибудь предпринял.

Вместе они идут вокруг дома на задний двор, ступая по двойному следу там, где машина проредила траву.

Соседка тараторит: мистер Смарт построил этот дом сам, и она беспокоится насчет газа, электричества и так далее. Откуда он может знать обо всех подобных вещах? И то дело с бедной маленькой девочкой Кук… Ну, утечки газа нет, говорит полицейский, раз там кошка.

В кухонной двери двенадцать стеклянных панелей. Полицейский пускает в ход свою деревянную дубинку и бьет по самой нижней. Она легко разбивается, звенящий дождь стекла падает внутрь тихого дома.

Полицейский успокаивающе улыбается домохозяйке. Та пытается ответить улыбкой, но ее губы сморщиваются от страха, а подбородок мнется.

Он протягивает руку в пустую раму, нащупывая дверную ручку. Изгибает руку, поворачивает ручку и открывает дверь.

Рыжая кошка сидит очень прямо на подставке-сушилке рядом с раковиной. Она смотрит на полицейского, переступает передними лапками и ждет, что он будет делать.

Полицейский широко открывает дверь и негромко окликает:

– Привет!

Шагает внутрь и давит ногой стекло. Принюхивается – не пахнет ли газом, – прислушивается.

Газом не пахнет. Пахнет влагой, сильно отдающей кошачьей мочой. Здесь холодно. Так холодно, что холод приглушает странный запах, который может исходить от земляного фундамента или чего-то другого.

Или чего-то другого.

Полицейский осторожно идет через кухню в заднюю комнату, прислушиваясь. Он никого не слышит. В коридоре огибает липкую желтую лужу кошачьей мочи на линолеуме.

Дверь в гостиную открыта. Самодельные бумажные гирлянды висят вокруг рейки для подвешивания картин; сквозь водянистую красную и зеленую краску гирлянд проступает газетный текст. Сейчас шестое января, а рождественские открытки все еще выставлены в ряд на каминной доске. Дорис Смарт очень гордится своим домом.

Полицейский возвращается по коридору и обнаруживает слегка приоткрытую дверь. Он толкает ее локтем.

Тихий скрип дверных петель становится все громче, громче и громче, пока не переходит в вопль, пронзительный, до дрожи в глазных яблоках; вопль, громкий, как танковый выстрел, громкий, как звук здания, падающего на бельгийских гражданских, громкий, как вопли молодых солдат из Данди, чей таз изувечен мчащимся грузовиком, везущим капусту в Намюр.

– Не входить! – вопит полицейский домохозяйке.

Она и не собиралась входить. Его крик только заставляет ее подойти к кухонной двери. Она наклоняется и солнечно улыбается через разбитое стекло.

– Прошу прощения?

– Не входите сюда.

Полицейский говорит спокойно, совладав со своей паникой. На самом деле он не имеет в виду «не входите сюда». Что он действительно имеет в виду – «лучше б я сюда не входил».

Он идет через коридор к противоположной двери. Толкает ее другим локтем.

Хуже. Здесь даже хуже, чем там.

Домохозяйка улыбается через выбитое оконное стекло.

– Вы хотите, чтобы я вошла?

Громким голосом старшины полицейский приказывает ей вернуться домой и позвонить по телефону в полицейский участок Гамильтона. Она назовет этот адрес и сообщит старшему офицеру, что здесь произошло массовое убийство. Его голос вибрирующе высокий, потому что он пытается не вдыхать этот запах.

Брови женщины приподнимаются до прически, ее лицо внезапно исчезает из дыры.

Он слышит, как она идет, потом бежит вокруг дома, как шлепанцы ее хлопают по земле.

И вот он остается один во влажном холоде.

Даже не поворачивая головы, полицейский видит в комнате справа очки маленького мальчика, лежащие на ночном столике. Мальчик в кровати, и кровать красная. Простыни красные, одеяла красные и подушка настолько темно-красная, что превратилась в черную. Он может разглядеть изгиб маленькой головы мальчика на подушке.

Слева от него, во второй комнате, двойная кровать. Здесь еще хуже. Дневной свет проникает сквозь занавески спальни семейной пары, лижет их покрывала. Постельное белье красное, сухое и заткнуто под их окровавленные подбородки. И рядом с кроватью валяется кошачье дерьмо. Маленькая коричневая колбаска кошачьего дерьма.