Пить «завязал», когда в министерстве понял: водка мешает делу. Моя служба сопровождалась постоянными командировками на предприятия. Когда приезжал в другие города, меня как начальника хорошо принимали и по русскому обычаю накрывали стол с бутылками и щедрой закуской. Утром встаешь после застолья — голова несвежая, жизнь и работа не в радость.

Тогда всем друзьям и сотрудникам сказал: все, на пять лет устанавливаю на выпивку мораторий. Слово это в эпоху «разрядки международной напряженности» между СССР и США стало модным в политике, не сходило со страниц газет. Все посмеялись на мои слова, но потом убедились, что не шучу, я перестал участвовать в компаниях, где выпивали от души. Что позволило мне резко высвободить время для самого важного. Я считаю, главная цель настоящего мужчины — работа и результат.

Мораторий мне так понравился, что по истечении пяти лет я не размышлял, «быть или не быть», и сказал сам себе: все, пить никогда не буду. С тех пор полвека держу слово, никогда и нигде не пью на самых важных приемах, хотя поводов постоянно предостаточно. Ни одной капли за полсотни лет.

Про меня Гавриил Попов говорил депутатам, что я из старообрядцев. Ну, нет, это сильно сказано. С интересом к ним отношусь — пожалуй. Когда прочел книгу Мельникова-Печерского о старообрядцах, то понял, что за спором — двумя или тремя перстами креститься — на дальний план уходило главное — принципы жизни. Что наиболее важно для старообрядцев? Труд. Отказ от алкоголя. Отказ от курения. Отказ от сквернословия. Эти задачи общество решает до сих пор. Решать-то решает, но результата как не было, так и нет.

Когда Госкомитет преобразовали в министерство — всех сотрудников уволили и решали судьбу каждого. Меня переназначили на прежнюю должность. Мой отдел выделился из Технического управления в силу своей значимости и стал самостоятельным подразделением — Отделом автоматизированных систем управления (АСУ) Министерства химической промышленности, и там я проработал суммарно десять лет. Опыт получил очень хороший.

Еще пятнадцать лет связано с Опытно-конструкторским бюро по автоматике, преобразованным в НПО «Химавтоматика». Находилось оно в Москве, а местом приложения сил стал весь Советский Союз. Наши филиалы действовали в России и на Украине, Кавказе и в Белоруссии. Аналитическими приборами пользовались во всей стране. Мы конструировали и делали датчики для контроля всех мыслимых параметров промышленных химических процессов, выпускали индикаторы и сигнализаторы газов и горячих паров, спасшие жизнь многим рабочим.

«Химавтоматика» — невиданная прежде структура, где на одном балансе находились наука и производство. Это сделали специально, чтобы не терялось время при передаче опытных разработок в серийное производство.

Наша страна не смогла бы первой выйти в космос и создать атомное и ядерное оружие без современной химической промышленности. Мы занимались системами контроля и управления производством, решали задачи обеспечения безопасности в смежных отраслях и многим другим. Главные конструкторы космических кораблей, наземных комплексов, подводного флота и других направлений постоянно советовались с нашими специалистами.

Я встречался с академиком Валентином Глушко, генеральным конструктором реактивных двигателей, когда он занимался созданием «Бурана», беспилотного корабля-ракетоплана, дважды облетевшего Землю и севшего на ракетодром в Байконуре. На двигателях Глушко полетели в космос первый спутник и Юрий Гагарин. Валентин Петрович — фигура такой же величины, как Сергей Павлович Королев. По двигателям СССР капитально тогда опередил весь мир.

По делам службы я бывал в НПО «Энергия» у директора Вахтанга Вачнадзе, преемника академика Королева, контактировал с конструкторами, создававшими ракеты и космические корабли.

Неоднократно ездил в командировки в Днепропетровск, где находился «Южмаш» и КБ «Южное», когда его возглавлял генеральный конструктор академик Владимир Уткин, родом из Рязани. Участвовал там во многих совещаниях, которые вел Владимир Федорович. Под его руководством создавалась «Воевода», самая мощная в мире баллистическая ракета, несущая ядерные бомбы. Американцы ее назвали «Сатаной».

В Интернете пишут, что я доктор химических наук. Это еще одна выдумка, правда, добрая. За пятнадцать лет не нашлось времени и желания написать диссертацию, работа оказалась гораздо интересней. Она выразилась в 200 авторских свидетельствах СССР. За нее меня удостоили ордена Ленина, присвоили звания заслуженного химика РСФСР и почетного химика СССР, за очень серьезную работу я стал лауреатом Государственной премии СССР, награжден медалями.

В ряду корифеев, которым обязано величие СССР, я отношу министра химической промышленности Костандова. Он знал химию досконально, автоматизацию считал одной из своих главных целей.

Министр Костандов — это тот гигант, который вместе со своей командой вырвал химию из бытовых котелков и создал при социализме современнейшую отрасль. А команда у него подобралась могучая, но лидером, безусловно, выступал Костандов.

Несмотря на то что кадры высшего звена подбирали на Старой площади, наш министр влиял на решения отдела химии ЦК и принимал под свое крыло только творцов. Когда говорил на совещаниях, им заслушивались, хотя рассуждал о сложнейших деталях. Вот как он убеждал: «Не убегайте от проблемы, от трудности, идите ей навстречу, решайте ее. Будете убегать — она вас догонит и свалит, не бойтесь решать ее…»

Я запомнил Костандова как суперталантливого человека, очень доброжелательного руководителя. Он умел сплачивать людей вокруг себя. Ценил тех, кто мог работать в команде. «Чтобы научиться делать красивые вещи, нужно любить людей», — говорил Леонид Аркадьевич.

Вне службы наш министр оказался очень компанейским человеком, сам готовил разные восточные блюда и если приглашал в Москве, то сам дома обслуживал гостей. Бывал у него я в последние годы его работы в министерстве, откуда он перешел в Совет Министров СССР. Его повышение по службе я воспринял с огромной радостью, но и с сожалением оттого, что химия осталась без талантливого руководителя.

Пишут, что в «Химавтоматике» ко мне пристала кличка Дуче. Я о ней не знал. Но однажды случайно услышал, как в разговоре за моей спиной назвали Бульдозером.

Для меня одна из личностных ценностей — последовательность. Обязательность перед другими и перед собой. Этим очень дорожу и привык так поступать вне зависимости от того, как на это посмотрят. Ошибки предпочитаю делать не чужие, свои собственные. Совершая тот или иной поступок, беру в расчет, насколько он порядочен, а не то, что скажет молва. Оценка порядочности для меня превыше всего.

Когда работал директором научно-производственного объединения, самые увлекательные дни наступали в конце года, когда план оказывался под угрозой, когда все горело и начинался хаос. Именно в тот момент становилось очень интересно управлять и всей организацией, и производством. Интересно подчинять определенной системе волю людей, а их в объединении насчитывалось немало, двадцать тысяч человек…