— Для тех, кто только что присоединился, у нас срочные новости, — говорит она, перекладывая бумаги. — Подтверждено, что тело, найденное сегодня утром на берегу озера Клэм в Атлантик-Сити, принадлежит Мартину О'Харе. В последние недели он попал в заголовки газет после того, как его казино и бар сгорели при неизвестных обстоятельствах, — репортерша замолкает с серьезным выражением лица. — На данный момент неизвестно, связаны ли эти два инцидента.

Моя голова плывет в противоположном направлении от желудка. Горячее, липкое онемение приковывает мое тело к дивану, а рука не смогла бы взять пульт, чтобы выключить телевизор, даже если бы я захотела.

Мартин О'Хара — мертв. Губы репортерши шевелятся, но я больше не слышу, что она говорит из-за ревущего шума в ушах. Звуки стихают, когда душ выключается. Теперь я чрезмерно осведомлена о том, что происходит в ванной позади меня. Шелест полотенца. Поворот крана. Когда дверь открывается и влажный жар касается моего затылка, я с трудом сглатываю.

— Мартин О'Хара был найден мертвым в озере Клэм, — это не похоже на мой голос. Он слишком спокоен, слишком противоречит бешеному пульсу в моем теле.

Пока мои глаза прикованы к экрану, мое внимание приковано к Рафу, который выходит из-за дивана и идет к барной стойке. Он наливает водку молча.

— Правда? — от звона кубиков льда у меня закладывает уши. — Я оставил его не там.

Жар покалывает мою кожу так, что мне хочется сорвать с себя одежду. Охваченная паникой, я вскакиваю на ноги, но когда ударяюсь голенями о журнальный столик, понимаю, что далеко не уйду. Я опускаюсь обратно на диван, позволяя мягким подушкам утянуть меня в ад.

— Ты это сделал?

Теперь тишина причиняет боль. Спокойствие Рафа не дает мне покоя и заставляет меня проверить все выходы. Вместо того чтобы бежать к одному из них, я перевожу взгляд на него.

Он подсвечен окном, на нем нет ничего, кроме татуировок и низко повязанного полотенца вокруг пояса. Его глаза встречаются с моими поверх ободка его стакана с водкой, сверкающим как море за ним. Капля воды стекает по его груди, и он вытирает ее прежде, чем она достигает пупка. Я смотрю на руку, которой он воспользовался. Она еще больше разбита, чем вчера.

— Это напомнило мне, что я привез тебе сувенир.

Мои плечи напрягаются. Раф исчезает из виду, а когда подходит к спинке дивана и опускает на мои колени маленькую коробочку, я смотрю на нее.

А потом вскрикиваю.

Я вскакиваю, переваливаюсь через журнальный столик и, пошатываясь, направляюсь к двери.

— Ты болен, — выдыхаю я, пятясь назад. Я видела подобное дерьмо в фильмах. Лошадиная голова на кровати. Череп на книжной полке. Чертов палец в коробочке из-под кольца.

Если не считать приподнятой брови, Раф — словарное определение безразличия. Он пристально смотрит на меня, затем наклоняется, чтобы поднять все еще закрытую коробочку, которая закатилась под диван.

Когда он открывает ее, я зажмуриваю глаза.

— Пенелопа.

Когда я набираюсь храбрости и открываю глаза, меня встречает мрачное веселье и брелок для ключей, свисающей с его пальца. Он бросает его мне, и он приземляется у моих ног.

Я смотрю на логотип «Я Люблю Атлантик-Сити» в течение пяти неравномерных ударов сердца.

А потом мое беспокойство поднимается к горлу и выплескивается между нами.

— Я же говорила тебе не быть со мной милым, — выпаливаю я.

— Это стоило четыре доллара.

— Ты же знаешь, что я говорю не о гребаном брелоке для ключей.

Еще один удар сердца, и грубый смех Рафа трогает меня. Он проводит рукой по мокрым волосам, горечь затуманивает его глаза.

— Боже, Пенни. Спасибо было бы достаточно, — он допивает остатки водки, затем ставит стакан на барную тележку. — Я, по всей видимости, совсем с ума сошел? — бормочет он, вытирая рот.

Меня мутит, тошнота распирает меня, не оставляя места для других чувств, таких как облегчение.

— Ты убил его ради меня?

Он быстро смотрит на меня.

— Нет.

Я напряженно выдыхаю.

— Я убил его брата ради тебя. А потом мне пришлось убить Мартина, потому что в противном случае он приехал бы на Побережье, чтобы убить меня, — он наливает в стакан еще водки и задумчиво делает глоток. — Но вообще-то, да. Я и его убил ради тебя тоже.

— Почему?

— Мне не понравилась мысль о том, что другой мужчина хватает тебя руками за горло, — сухо говорит он.

Я стискиваю зубы, впиваясь ногтями в ладони.

— Я подожгла его казино.

— Семантика.

Я отворачиваюсь, потому что не могу вынести его взгляда.

— Ты считаешь, что я приношу неудачу, — я провожу рукой по лицу. — Ты даже не знаешь меня.

На этот раз его смех громче, с оттенком иронии.

— Ты, блять, понятия не имеешь, что я знаю.

Мы стоим так несколько минут. Он у барной стойки, а я смотрю на часы на камине. Каждое тиканье отдается в моей грудной клетке, словно отсчитывая время до того момента, когда мое сердце расколется пополам.

Я никогда не позволю этому случиться. Никогда не позволю этому мужчине приблизиться к моему сердцу. Ведь именно так поступают мужчины, не так ли? Они добры к тебе, пока это продолжается. Пока ты не перестанешь давать им то, что они хотят, а потом они становятся злыми. И затем они тащат тебя в переулок и все равно берут то, что хотели от тебя.

Кулон сверкает на моей влажной коже. Из всех возможных моментов, когда стоит думать о Мэтте, сейчас не очень подходящее время, но его слова все равно всплывают у меня в голове. Ты должна с самого начала четко обозначить свои намерения.

Расправив плечи, я подхожу к Рафу. Он наблюдает за моим приближением со смесью настороженности и раздражения, напрягаясь, когда я вхожу в его горячую, влажную орбиту.

Я так близко, что его дыхание с привкусом алкоголя касается моего носа. Мои соски скользят по его груди сквозь футболку, твердея от одной мысли о трении.

Его пристальный взгляд встречается с моим, тая, как лед в его напитке.

— Пенни…

Вот эти разбитые костяшки пальцев легким, как перышко, прикосновением скользят по моей скуле. Я слегка поворачиваю голову, потому что знаю, что будет дальше: шелковистый итальянский, обволакивающий грубые слова. Мне не нужны противоречия.

Я хочу только плохое и ничего хорошего.

Сглотнув в попытке замедлить пульс, я переключаю внимание на его грудь. Мы оба наблюдаем за моими дрожащими пальцами, когда я провожу ими по голове змеи, по всей длине игральных карт, костей, покерных фишек. Стенки его живота сжимаются, когда я