Я плачу тебе не за то, чтобы ты высказывал свое мнение.

Не дожидаясь ответа, я направляюсь к церкви. Где-то между надгробием наших родителей и коваными железными дверями тяжелые шаги Габа попадают в ритм с моими.

— Анджело зол на тебя.

Мой смех сгущается на фоне ночного неба.

— И что он собирается сделать? Уволить меня?

Его внимание падает на мои костяшки пальцев, затем он ухмыляется.

— Я начинаю думать, что тебе нравится темная сторона.

— Ну, здесь в некотором роде весело.

Двери церкви распахиваются, и, к моему удивлению, оттуда выпрыгивает что-то маленькое и четвероногое. Вскоре появляется Анджело, наклоняясь, чтобы поднять собаку.

— Иди сюда, маленькая зараза, — ворчит он, трепля ее по голове и отвечает на мой молчаливый вопрос мрачным выражением лица. — Даже, блять, не спрашивай.

— Но ты же знаешь, что я собираюсь.

Он вздыхает.

— Она спасена из приюта. Рори не переставала говорить о ней с тех пор, как мы ее навещали, так что я вернулся и купил ее на Рождество.

— И ты таскаешь ее с собой, потому что…

— Потому что каждый раз, когда я выхожу из дома, моя жена отправляется на поиски сокровищ для ее рождественских подарков. Собака пока остаётся с экономкой, но она не переживет допроса Рори.

Сдерживая ухмылку, я рассматриваю запыхавшуюся собаку, уютно устроившуюся на руке брата. С ее золотистыми кудрями и большими карими глазами она на самом деле похожа на мою невестку, но у меня уже и так с Анджело достаточно проблем, поэтому думаю, лучше не говорить ему, что его жена выглядит как собака.

— Ты притащил нас сюда, чтобы погладить ее?

Анджело стискивает зубы.

— Нет, нам нужно поговорить.

— Мы можем поговорить в церкви? Кажется, у меня от холода уже синеют яйца.

Он бросает раздраженный взгляд в сторону моей машины.

— Я думаю, твои яйца получают достаточно тепла, брат. Вот, — он обращает свой гнев на Габа и пихает собаку ему в руки. — Выведи ее на прогулку.

Я приподнимаю бровь.

— Ты никогда не читал «О мышах и людях»? Габ — это Ленни, только сильнее.

Он игнорирует меня, пристально глядя на Габа, который удаляется, волоча за собой комически маленькую собачку.

Когда мы остаемся вдвоем, он издает тихий, напряженный вздох.

— Ты чокнулся, Раф.

— Это официальный диагноз или…?

Он прерывает меня.

— Хоть раз в своей гребаной жизни перестань нести чушь и будь со мной откровенен. Что происходит? Твоя голова не занята этой войной. Черт, я даже не уверен, что твоя голова всё ещё прикреплена к твоей шее.

Пламя моей Зиппо рассекает темноту. Я прикуриваю сигарету и прислоняюсь головой к двери церкви. В чем-то он прав. Я бы солгал, если бы сказал, что эта война приходила мне в голову хотя бы раз за последнюю неделю.

— Я был занят.

Анджело выдавливает ироничный смех.

— Ты убил другого О’Хара?

— Да.

— Как?

Поднося сигарету к губам, я оглядываю мои разбитые костяшки пальцев.

— Хаотично.

— Боже, Раф. Что с тобой случилось?

Что-то за пределами горящей сигары привлекает мое внимание. Я задираю подбородок, чтобы посмотреть на свою машину. Пенни уже проснулась, ее лицо освещено светом экрана телефона. Маленькая проказница прихлебывает газировку. Мою газировку. Ухмылка появляется на моих губах, но я сдерживаю ее. Она случилась со мной.

Я выдыхаю дым в ночное небо и даю брату менее сложный ответ.

— Случились плохие вещи, брат.

— Так составь план и исправь их.

Мой взгляд скользит к нему.

— Что?

— Это то, что ты делаешь в этой семье, ты строишь планы, как все исправить. Когда последняя телка Тора умерла от передозировки в туалете отеля Visconti Grand, ты отвез ее обратно к ней в квартиру и написал предсмертную записку. Когда турки взяли Бенни в заложники из-за тех сомнительных дробовиков, которые он им продал, ты прилетел в Стамбул и договорился о его освобождении.

— Этот пиздюк до сих пор не сказал спасибо, — ворчу я.

— Черт возьми, даже когда я поджег Роллс-Ройс дяди Эла, ты каким-то образом вытащил меня и из этой передряги тоже.

Его тяжелые шаги отдаются эхом, когда он поднимается по ступенькам и присоединяется ко мне, прислонившись к дверям. Я передаю ему сигарету, и он делает длинную затяжку. Он прав, я все исправляю. Но тот привычный огонь, который горит в моих венах, когда что-то идет не так, сменился рекой принятия, холодной и бездеятельной. Судьба победила, и я чувствую твердую почву под ногами. Точно так же, как Судьба обещала дать мне весь успех в мире, она также подарила мне карту гибели. Королева Червей поставила меня на колени, и я не могу найти в себе сил беспокоиться.

Может быть, это потому, что когда я стою на коленях, она садится мне на язык.

— Я даже не помню, чтобы ты был суеверным в детстве.

От замечания Анджело у меня перехватывает дыхание, отметая все мысли о киске Пенни.

— И сейчас я не суеверен.

Он смеется.

— Ты думаешь, я этого не вижу? Как ты обходишь приставные лестницы каждый раз, когда мы проверяем ход работ по реконструкции в порту? Как ты бросаешь соль через плечо каждый раз, когда я приглашаю тебя за мой обеденный стол? — он передает мне сигарету. — Может, у меня и вспыльчивый характер нашего отца, но у тебя мамины убеждения.

Я стискиваю зубы, а затем затягиваюсь дымом.

— Ты видишь только половину дерьма, — бормочу я. — Если бы это происходило с тобой, ты бы тоже поверил в невезение.

Краем глаза я вижу, как он кивает.

— Я верю в невезение, брат. Но я также верю в то, что говорила мама.

Я поворачиваюсь к нему.

— Хорошее всегда компенсирует плохое?

Он грустно улыбается.

— Нет, другое. Плохое не может длится вечно.

Раздавив сигарету ботинком, он следует за моим взглядом до моей машины. К Пенни, которая ловит мой взгляд через лобовое стекло. Она замирает, как олень, ослепленный фарами, а потом с ехидной ухмылкой делает очень большой глоток моей газировки.

Что-то приятное и болезненное расцветает в моей груди. Она может выпить мой напиток. Черт, она может забрать все. Нет ничего, чего бы я ей не отдал, и в этом и проблема.

Осознание пронзает меня насквозь. Анджело был прав сегодня вечером слишком много раз, на мой взгляд, но он прав и в этом.

Плохое не может длится вечно. И моя игра с Королевой Червей. И отношения «враги с привилегиями», особенно между девушкой, которая считает любовь ловушкой, и мужчиной, который выбрал Короля Бубен.

Это не будет длиться вечно. А