И мы стали в отчаянии кричать каждому прохожему, размахивая руками: «Esso, Api?», «Esso, Api?!» Мимикой и жестами мы показывали, что эти два ориентира были расположены рядом. «Esso, Api? Pierdo el automovil» (дополняя жестами, демонстрирующими вождение, и пожимая плечами). «Мы потеряли наш автомобиль!!!» «Esso, Api? Esso, Api?» Старые и молодые жители Сиены вежливо кивали, они улыбались, не понимая нас. Один из мужчин показал на небо и жестом изобразил зонтик. «Pioggia», – сказал он. Да, сэр. Pioggia. На самом деле, начинался дождь.

Сначала мы просто шли, затем побежали. Мы промокли, волосы прилипли к голове, час за часом наши пантомима, танец, театральная международная импровизация становились все более безумными, более настойчивыми… смеркалось, солнце садилось. «Esso, Api? Esso, Api!»

А потом старый мужчина в сером пальто кивнул. Esso и Api. И ткнул пальцем, мол, туда.

Мы с недоверием посмотрели на него, а потом туда, куда он указывал. А там, как видение… заправка Esso. А рядом с ней заправка Api. А неподалеку Benetton. А перед ним. Он самый. Наш автомобиль.

«Esso, Api! Esso, Api!» Мы с радостью бросились обнимать нашего спасителя, а он вежливо кивнул: он был немного смущен нашим неожиданным проявлением чувств. И все еще крича «Esso, Api», мы с благодарностью помахали на прощание этому славному человеку в сером пальто. Славному человеку, который нас понял. И мы побежали к автомобилю и с облегчением упали на его багажник. «Esso, Api». Да.

Если ты продолжаешь идти по кругу, ты вернешься в ту же точку, откуда начал. А потом я посмотрела на сестру: голова запрокинута назад, кудри развеваются, в синих глазах появились знакомые искорки. Она радостно распласталась на кузове автомобиля, и мы смеялись, и смеялись, и смеялись над своей нелепостью… Я знала, что сделала это. Пусть мы в чужой стране, пусть мы выросли и живем на разных берегах, мы, однако, вернулись туда, откуда начали. Моя сестра и я. II centro. Точка в центре того, кем мы были. Или это была стрела? Не помню.

Mia place те sorella. Mia place Vltalia[12].

Ho non mia place Siena. Извините. Просто не люблю.

Рольф де Хир

Рольф де Хир пишет сценарии, продюсирует и снимает художественные фильмы. Среди его работ «Десять лодок», «Преследователь» и «Непослушный Бабби». Фильм «Старик, читавший любовные романы», о работе над которым и повествует этот рассказ, снимался в 1 999 году во Французской Гвиане – актерам не удалось застраховаться от похищения, чтобы начать съемки в Венесуэле или Колумбии.

Я остановился в отеле в Майами. Не в каком-нибудь отеле, а в Loews Miami Beach Hotel. Здесь же поселился Ричард Дрейфусс. Не самое ужасное место из тех, где я жил (звание худшего по-прежнему принадлежит «лучшему» отелю Пуэрто-Аякучо), но я его до сих пор ненавижу.

Представьте. В пятницу утром я нахожусь в джунглях… глубоко в джунглях Французской Гвианы, в том месте, где нельзя держать домашних питомцев, потому что их запах привлекает ягуаров. Ближайшее поселение находится в часе езды на лодке.

Раннее утро, а я уже иду к причалу, чтобы отправиться в путь; верхушки деревьев все еще скрыты туманом. Я долго плыву на лодке, задница ноет после вчерашней грандиозной водной прогулки. Я причаливаю к селению и иду вверх по склону холма и через городишко. Становится жарко, я сильно потею. Наконец, я дохожу до места, где меня должно подхватить «такси» (оказывается, в этой деревне всего два автомобиля, не считая тракторов, причем оба мини-вэны; они перевозят грузы и людей между городком и аэропортом). Прибывает такси; я медленно еду по очень ухабистой дороге в аэропорт. Жду.

Наконец, появляется двадцатиместный самолет. В салон набивается двадцать пассажиров с огромным количеством ручной клади. Самолет стоит на грязной взлетно-посадочной полосе, нагреваясь на солнце. Двадцать пассажиров сидят внутри и потеют, дышать почти невозможно. Проходит тропический ливень, самолет разгоняется, и мы взлетаем. Воздух начинает подрагивать и в самолете, и снаружи.

Мы попадаем в зону турбулентности. Трясет довольно ощутимо, и я (как и остальные) начинаю нервничать.

Маленький самолет швыряет в воздухе, как лист. Кто-то кричит. Кто-то потерял дар речи. Некоторые плачут.

Мы добираемся до Кайенны. Я нахожу свой багаж, большая часть которого была оставлена в Кайенне, и с удовольствием надеваю сухие носки и ботинки – к этому времени я уже одурел от сырости. Жду рейса в Майами.

Наконец ожидание подходит к концу, я сажусь в самолет. В нем только один класс. Я зажат на среднем сиденье между двухметровым немцем-ученым, чьи ноги залезают на мою территорию (больше им некуда деваться), и толстяком непонятной национальности, чья рука также залезает на мою территорию (ей тоже деваться больше некуда).

Мы взлетаем. Полет снова довольно тяжелый, снова слышны крики, но этот самолет намного больше, и пилоту удается обойти плохую погоду стороной. Нас покормили (кое-как). Путешествие продолжается. И продолжается.

Вдруг мы где-то приземляемся, и я понятия не имею, где именно. Я ужасно хочу курить и почитать что-нибудь на английском языке. Я дважды прочитал номер Herald Tribune, в том числе страницы, посвященные экономике, и сводки фондовой биржи. Но нам не разрешают покидать салон.

Самолет нагревается на посадочной полосе, и наконец некоторые пассажиры выходят. К сожалению, ученый и толстяк остаются. Я зажат, места для работы нет, почитать нечего. На борт поднимается несколько человек, начинается спор из-за мест. В аэропорту нет возможности распределить кресла, так что все вновь прибывшие могут сесть где угодно, но народа слишком много, а мест недостаточно. Дети плачут.

Экипаж получил списки, так что бортпроводники начинают распределять места. Обнаруживаются нарушители, пара типов, которые не покинули самолет и решили добраться до Майами. Самолет взлетает без них, и мне интересно, что с ними будет.

Через двадцать минут мы приземляемся снова… где-то еще или все там же? Надо решить, что делать: сойти или остаться на борту. Мне кажется, я услышал, что при желании мы можем сойти, поэтому я так и поступаю, не особо беспокоясь о том, что самолет может улететь без меня. Вот терминал, современный, с магазинами, но курение запрещено. Я ищу в книжном магазине что-нибудь на английском языке. Здесь сотни журналов, десятки газет, но все они на французском или испанском языках, даже женские журналы. Единственное издание на английском – журнал Hot Rod. Мое положение не так безнадежно.