Маленький цилиндр скользнул по железной трубе, установленной на склоне горы Кармель, над арабскими улицами, спускающимися к гавани Хайфы. Раздался хлопок, цилиндр вытолкнуло наружу, и он взмыл в рассветное небо, залитое на востоке алой и оранжевой краской. В верхней точке траектории взяла верх сила тяжести, и цилиндр завис над стальной поверхностью моря. А затем устремился в самую гущу портовых складов, пролетел мимо оттоманской часовой башни, над крышами, кипарисами, известняковыми стенами, и ударил в асфальт перед Ибрагимом, тем самым арабом, трудившимся в порту, с которым мы расстались перед штабом ополчения и который в компании других чистильщиков ржавых корабельных корпусов наблюдал заход в порт корабля «Экзодус». На глазах у Ибрагима какого-то мужчину подбросило взрывом и швырнуло об стену.

На календаре было 22 апреля 1948 года, две недели назад погиб Аль-Хусейни, два месяца назад взорвалась бомба в автомастерской и произошло покушение на муллу Нимра. Это был решающий день для Хайфы, и именно в тот день находиться там было смертельно опасно. Евреи продолжили минометный обстрел с горы Кармель, и Ибрагим бросился в ночлежку «Эн-Нил», где жил в комнатушке с несколькими соседями. Мы знаем, что с ним происходило, потому что он без промедления описал это во всех подробностях.

Обстрел не застал его врасплох: весь предыдущий день нарастала тревога. Когда он шел мимо еврейского поста, укрепленного бетонными блоками и бочками, началась стрельба, и он кинулся в укрытие. Сняв фуражку, он обнаружил в ней дырку от пули. Эту фуражку он берег всю оставшуюся жизнь как доказательство того, что его хранит судьба. Охрана оказалась недолговечной, остаток его жизни был короток.

Вечером, приникнув вместе с другими жильцами общежития к радиоприемнику, он слушал предостережение на арабском языке, транслируемое еврейской пропагандистской радиостанцией: арабам Хайфы предлагалось эвакуировать женщин, детей и стариков. Все высмеяли эту пустую угрозу. Арабы были вооружены и готовы к бою. Как евреи представляют себе дальнейшие события? Ночью Ибрагима разбудил ураганный огонь, обрушившийся с горы Кармель на арабские кварталы Нижнего города. Он долго не спал, глядя на языки пламени и клубы дыма на восточных окраинах, близ моста Рашмия. Никто не знал, что происходит, но всем было уже не до смеха. Он все-таки уснул и проспал час-другой, но еще до рассвета выбежал на улицу. Там он чуть не погиб от взрыва минометного снаряда.

На фоне светлеющего неба метались люди. Они кричали, что евреи захватили площадь Хамра в сердце арабской Хайфы и продолжают наступать. Происходившее накануне еще выглядело как попытки устрашения, но теперь все стало гораздо серьезнее. Британцы поспешно, опережая расписание, вывели свои войска из большей части Хайфы: солдатам надоело разводить противоборствующие стороны, поэтому они сконцентрировались в порту, позволив решать судьбу города еврейским и арабским боевикам. Арабские отряды торопливо атаковали несколько еврейских позиций, но были отброшены.

Затем колонны Хаганы, маневрируя как настоящая армия, устремились в арабский сектор с разных сторон, продвинулись по ровному приморскому участку, спустились в Нижний город с горы Кармель. Арабские бойцы сосредоточились вокруг здания «Наджада», того самого, где Ибрагим видел ополченцев в форме. Внутри засел еврейский взвод, потерявший четверых; десять были ранены, остальные сдерживали натиск. Арабский национальный совет развесил плакаты, призывавшие людей не уходить и не терять надежды:

Но к десяти часам утра на центральных улицах уже царил хаос. «Беженцы, спасавшиеся от наступающих колонн, бросились в Старый город, — писал о происходящем один из палестинских авторов. — Дети в пижамах, мужчины в старомодных ночных сорочках и в нижнем белье, женщины с младенцами и с домашним скарбом…»

Попав под обстрел, Ибрагим не побежал обратно в ночлежку, а нырнул в ресторан, полный мужчин, нервно переговаривавшихся по-арабски. Никто не знал, как быть. Все слышали приближающуюся пальбу и взрывы. В ресторан вбегали всё новые люди, их тут же окружали и спрашивали, что они видели и где евреи.

Один человек прибежал с улицы с вдохновляющей новостью: «Радуйтесь, арабы, Арабский легион окружил евреев с горы и отрезал их от нее». Арабским легионом называлась армия Трансиордании, имевшая британских командиров и получавшая британское снабжение, лучшая во всем арабском мире. Это была хорошая новость. Но если тот, кто ее принес, ждал ликования, то он просчитался: ему никто не поверил. Вскоре появился новый знаток происходящего, утверждавший, что никакого Арабского легиона никто не видел.

Потом прибежал юноша — участник боев. Ибрагим увидел, что он «вооружен, обессилен и оглушен». Его напоили кофе и накинулись на него с вопросами.

— Я среди последних выбрался из Халисы, — рассказывал он об одном из кварталов, где наступали силы евреев. — Наша позиция поливала их огнем, они в ответ стреляли из минометов. Крики женщин и детей сводили нас с ума, приходилось их затыкать. Потом в нас угодил снаряд, и нам пришлось отойти. Мы бежали, пока не оказались здесь.

— А как же Арабский легион? — спросил кто-то. — Разве арабские силы не идут на помощь Хайфе?

Молодой боец в ответ разразился бранью и убежал. Вскоре хозяин ресторана всех выгнал, запер дверь и сам удрал.

Один из плакатов, вывешенных арабским руководством, взывал:

Но теперь бросилось наутек само это руководство, включая военное командование Хайфы. Все были растеряны, трупы на улицах повергали всех в ужас. Евреи установили на нескольких грузовиках громкоговорители для поддержки своей измотанной пехоты. Это была попытка вести психологическую войну: жители слышали крики на арабском, что наступил Судный день. Евреи завладели всеми подступами к городу, утверждали голоса из громкоговорителей. Никакого подкрепления вам не дождаться, сдавайтесь!

Уйдя из ресторана, Ибрагим встретил своего друга из Акко, арабского города на северной оконечности Хайфского залива. Ибрагим слыл сторонником жесткой линии, выступающим против признания еврейской победы и бегства; его друг из Акко был одного с ним мнения. Слишком многие уже сбежали от кровопролития последних месяцев: сначала — рабочие, которые съехались в Хайфу со всех концов арабского мира, а теперь возвращались по домам; богатые семьи, имевшие средства для отъезда к родственникам или в летние резиденции; просто люди, что пугались каждодневного роста насилия. Все это значило праздновать труса. Но теперь два друга тоже подумывали о том, как бы сбежать, раз уж все стало из рук вон плохо. Порт все еще оставался под контролем британских военных; Акко, до которого можно было добраться по морю за час, твердо удерживали арабы. Считалось, что скоро подойдут арабские армии, и тогда евреи потерпят поражение, поэтому временное бегство многим казалось логичным решением. Исходя из этого, двое друзей миновали эвкалиптовую рощу, добрались до берега и там увидели нечто, описанное Ибрагимом как «грустное и страшное зрелище». После того как стали очевидными масштаб и окончательность палестинской трагедии, эта картина превратилась в ее символ.