ДОНЕСЕНИЕ ПАЛЬМАХА. В 10 часов проехала машина, в которой, по донесению агента, сидел Нимр. Две наши машины немедленно поехали за ней. Ввиду загруженности дороги и наличия на ней двух следовавших в разные стороны британских военных колонн догнать ее оказалось нелегко. Машина агента обогнала ее и принудила сбавить ход, тем самым просигнализировав первой машине, что это цель.

ИЦХАК. Я подал им сигнал — высунул в окно руку с платком, как будто с целью его высушить.

НИМР. Я любовался из окна машины Хайфой, то ее горами передо мной, то зелеными долинами совсем рядом… Воистину, это край блаженства, земля базилика и спящих нарциссов.

Пока я грезил наяву, восхищенный этими видами, мимо нас пронеслась со скоростью молнии машина вероломных евреев…

ИЦХАК. Мы обогнали машину шейха, сбросили скорость и принудили его машину к тому же. В зеркале было видно, как машина с ликвидаторами объезжает машину шейха по левой полосе и тормозит рядом. Из окон высунулись стволы автоматов…

НИМР. Из их машины в нашу полетели тысячи пуль из скорострельных пулеметов, свинец хлынул в нас дождем.

МАЛИНКИ, СТРЕЛОК ИЗ ПЕРВОЙ МАШИНЫ. Мы изрешетили машину очередями, ее занесло. Мы умчались.

НИМР. О, Аллах всемогущий! Я невольно издал крик: «Боже, защити!» И Всевышний, милостивый защитник, явил свою доброту.

Наша машина остановилась, она была вся продырявлена, окна выбиты пулями. Я оглянулся. Из простреленной насквозь головы нашего товарища Аль-Маджуба хлестала кровь; яви ему свою милость, Аллах! Я посмотрел на нашего водителя Мухсена, весь он — голова, лицо, грудь — был в крови. После этого я увидел, что сам ранен в левое плечо и в правую кисть…

Я не мог пошевелить правой рукой. Я толкнул дверь, вытащил из кармана пистолет и стал сползать на землю.

«Что вы делаете, господин?» — крикнул водитель.

«Хочу отстреливаться», — ответил я.

«Они постреляли и уехали, — сказал он. — Я поеду быстро, попробуем от них оторваться».

«А ты сможешь?» — спросил я.

«Попытаюсь».

Машина поехала, но очень медленно. Ни впереди, ни сзади никого не было — и это на дороге, где обычно движение не прекращается ни на минуту, ни на секунду. Я понял, что это их продуманный план, хитрость. Машина разогналась, мертвец сзади нас утонул в крови, мир его душе! Я слышал, как хлюпает его кровь.

Машина доехала до перекрестка — круга, где сходятся три дороги: Балад-эш-Шейх, Акко — Бейрут, дорога на Хайфу. Я выглянул и увидел трех преступников-евреев, караулящих на другой стороне круга, на дороге Балад-эш-Шейх. Один из них тоже выглянул в окно машины.

ИЦХАК. Я собирался вылезти с пистолетом и совершить то, что сегодня назвали бы контрольным выстрелом. Но мне сказали: не надо, достаточно.

НИМР. Не знаю, что им помешало нас прикончить, ведь на дороге никого не было, никто ничего не увидел бы; что не дало им пристрелить нас с расстояния нескольких метров?!

То была милость Аллаха, ни на мгновение нас не оставлявшего. Наша машина медленно катилась, водитель сказал: «Со мной покончено, я истек кровью». Я, желая его подбодрить, сказал: «Смотри, до Хайфы всего несколько метров, мы уже добрались до городских ворот…» Он был отважен, он не сдался, проявил терпение и бесстрашие, сохранил спокойствие и рассудительность. Что до меня самого, то я не сомневался, что умру. Из меня хлестала кровь. Я считал, что пули вошли в мое тело и что мне оставалось дышать считанные минуты, от силы час-другой.

Машина все ехала, я все подбадривал водителя, возносил его упорство, выражал волю добраться до места назначения, пока он не бросил руль и не потерял сознание.

ДОНЕСЕНИЕ ПАЛЬМАХА. Машина с агентом, задержавшаяся, чтобы посмотреть, что произошло, поравнялась с первой машиной; так там узнали, что машина с Нимром продолжает движение к Хайфе. Тогда люди из первой машины вышли на дорогу, чтобы повторить нападение. Однако они не опознали машину. Только когда она проехала, они узнали ее и самого Нимра и пустились в погоню, но Нимр уже въехал в населенный арабский район. Наши люди вернулись на базу, не произведя второго нападения.

НИМР. Мы уже добрались до Назарет, первой улицы Хайфы; там я увидел нескольких арабов и поманил их. Они бросились к нам. Увидев разбитые стекла машины и пулевые отверстия, они поняли, что натворили преступники-евреи.

Молодежь подняла крик, со всех сторон сбежались люди. Меня пересадили в другую машину. Я сказал им позаботиться о раненом водителе и о погибшем.

АРАБСКАЯ ГАЗЕТА «АД-ДИФАА», СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО. «Досточтимый шейх Мухаммед Нимр аль-Хатиб пострадал при покушении.

Омар аль-Маджуб получил смертельные ранения, Мухаммед Мухсен Фахр ад-Дин ранен легко. Шейх получил три пули в плечо, его жизнь вне опасности. Раненых немедленно повезли в госпиталь „Эль-Амин“ для оказания неотложной помощи, после чего шейха Мухаммеда Нимра перевели в правительственную больницу.»

НИМР. Не знаю, что было потом. Я очнулся от шума: собралось много людей, желавших узнать подробности. Я видел только слезы верности, чувствовал только поцелуи братства, со всех сторон до меня доносились молитвы… Некоторые из братьев были окровавлены и вооружены. Они исполнили свою клятву и не дрогнули на пути отмщения.

Раненого муллу поспешно вывезли из Палестины в безопасный Бейрут. Его война была окончена, сражение за Хайфу проходило без него. Он туда уже не вернулся. Некоторое время он, сам того не зная, соседствовал в ливанской столице с еще одним недавним беженцем из Палестины, Юсефом аль-Хамедом, напуганным, по его утверждениям, боевыми действиями.

Юсефу было 25 лет. Он приехал без семьи, но располагал, похоже, кое-какими средствами и открыл магазин дамской одежды около кинотеатра «Салва»; если бы кто-нибудь позаботился выяснить происхождение этих средств, Юсеф не избежал бы неприятностей. Инструкции Гамлиэля-Юсефа были нехитрые: обосноваться и ждать. Этим всё пока что исчерпывалось. При его отъезде из Палестины события развивались так стремительно, что конкретики быть и не могло. В случае, если евреи выстоят, могли прибыть новые агенты. Ожидание, как ему сказали, могло затянуться на месяцы, хотя это звучало абсурдно: в 1948 году ситуация менялась не по месяцам и даже не по дням, а по часам. Невозможно было предугадать, кто приедет, приедет ли кто-нибудь вообще, и тем более — когда.

Действуя внутри Палестины, сотрудники Арабского отдела знали, что если они вызовут подозрение, то попытаются перебраться назад в еврейскую зону или сдадутся британской полиции. После этого могло вмешаться еврейское руководство; не исключалась также попытка их отбить со стороны Пальмаха. В глубине Ливана все эти соображения не действовали. Там Гамлиэлю неоткуда было ждать помощи, опасность была постоянной. Однажды, например, он ехал в автобусе и услышал крики: несколько человек выволокли на улицу пассажира. По их утверждениям, он выглядел необычно и говорил на ломаном арабском. В нем заподозрили еврейского шпиона, но уже через несколько минут выяснилось, что это ливанец, эмигрировавший некогда в Южную Америку, а теперь решивший навестить родные места. Его отпустили. Разговорчивый мужчина, сидевший рядом с Гамлиэлем-Юсефом, угостил соседа бананом, расспросил, откуда он родом, и предположил, что он тоже сионист. В манере Гамлиэля было что-то, привлекавшее иногда внимание; он сам не мог понять, что именно это было, тем более это неясно теперь нам. Гамлиэль, естественно, отверг подозрение, но еще сильнее насторожился: это был урок, предостережение, что он балансирует на краю пропасти.