Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, теперь мне многое стало ясным, — л’Валд садится на стул, переводя дух. — Ль’Ву, то, что Нивес не является убийцей никак её не оправдывает, ведь теперь за ней преступление похуже — она иномирянка. Тебя преследовать за неповиновение не будут, но не надейся, что стану доверять, как раньше.
Даару остается лишь порадоваться, что Доте неизвестно о том, что он тоже Приходящий.
Глава 17
Пирона казнят в вечер того же дня, на закате. Л’Валд даже думает, что умереть в такой красивый миг — что может быть прекраснее? Вначале он зачитывает обвинительный приговор, затем показания свидетельницы, Доты, выслушивает визгливое отрицание произошедшего от управляющего, а затем король Запада сам заносит топор, по-старинке отделяя голову убийцы от тела. На это смотрят все домочадцы: многочисленные ал’Сандры, слуги, прихожане из города. И у всех на лице горит лишь одна эмоция — ненависть, ведь короля и королеву здесь любили за их сердечное отношение к своим подданным. Раад же чувствует моральное удовлетворение, понимая, что на одного врага, глупого и самонадеянного, стало меньше. Но у него сейчас в мыслях только таинственный незнакомец, пробирающийся в чужие сны и пропагандирующий любовь к ближним своим Приходящим. Вот кто настоящая проблема. О таком способе применять менталистику Раад никогда не слышал и не читал, следовательно, придется перерыть всё в библиотеках его родового замка и Академии, надеясь найти хоть какую-то зацепку.
Эрия с ним так и не разговаривает. Во время казни не отворачивается, но закрывает глаза, не желая видеть чужой смерти. Л’Валд же не может понять, почему она так боится, ведь жестокость в порядке вещей на Материке. Ещё неприятнее ему видеть, как ль’Ву утешает его гостью, кладет руки на девичьи плечи, будто имеет на это какое-то право. Вечером Раад решает высказать всё, что думает.
Выводит ал’Зиду в комнату, чтобы чужие уши не подслушали, указывает рукой на кресло, приглашая присесть.
— Говорить буду я, тебе совсем необязательно строчить в своем блокноте, — сразу же обозначает позицию мужчина, пока Эрия не начала писать. И ведь уже успевает взять чудо-перо, когда он её прерывает. — Начнём с того, что никто не заставлял тебя отвечать согласием на моё приглашение. Да даже не рассматривать его ты могла, но не стала этого делать. Предпочла проявить интерес, обнадежив меня. Приехала, показала себя. Мы даже разговаривать смогли, когда твоя Магия вдруг решила, что я достоин. Но из-за твоих поступков мне начинает казаться, что из нас двоих нашего брака не достойна именно. Да, ты умна и изобретательна. Но при этом слаба, слишком наивна и мягкосердечна. Ты не выживешь без помощи. Посмотри, едва выбралась из дома, как связалась с опальным нагом и поехала на север, чтобы принять участие в расследовании убийства. Сама выразила желание, но при этом постоянно мешаешься под ногами.
Слова точно задевают девушку, она уже не выглядит так самоуверенно, как в начале монолога Раада. Она ожидала хотя бы того, что тот извинится, но, видимо, была слишком высокого мнения о нём.
— И самая очевидная твоя промашка — ты проявляешь слишком много внимания к ль’Ву, хотя должна это делать только в отношении меня. И не просто интересуешься всеми аспектами его жизни, но ещё и демонстрируешь свое отношение прилюдно. Как это понимать? Не трудись отвечать, вопрос риторический, — поднимает руку, вновь останавливая девушку. С каждым своим словом мужчина злится всё сильнее, не в силах сдержать рвущийся наружу гнев, он отчаянно ищет выход. — Вначале я считал тебя отличным вариантом в качестве супруги, но теперь так не думаю. Ты мне не подходишь. Через несколько дней мы вновь будем в Академии, и я сразу же отошлю тебя назад, в Южное королевство. Можешь не бояться, твои родители не узнают, что дочь не смогла оправдать их надежды.
И он уходит, оставляя Эрию размышлять об ошибках, что она совершила. Глупых и бессмысленных, ведь она так и не смогла ничего изменить: Пирон всё равно умер, Даар будет находиться под стражей до решения Совета, Доту будут пытать, пока не узнают обо всём, что той известно. Впервые за долгое время ал’Зида не выдерживает всего, что на неё свалилось, и, поняв безвыходность из ситуации, просто плачет, совершенно не обращая внимания на то, как это может выглядеть со стороны. Она рыдает, погружаясь все глубже в пучину отчаяния, и, не смотря на арсенал отмычек в карманах, медицинским наборам трав и куче всяких подобных мелочей, нет даже носового платка, чтобы вытереть слезы. «Какая же я бесполезная, — корит себя девушка, — он ведь не сказал ни единого слова лжи. Всё, в чем укорил — чистейшая правда. И пусть родственникам всё равно, выйду ли замуж я за короля Запада или нет, зато это имеет значение для меня. В стране уже давно назревают волнения, брак помог бы укрепить позиции королевской семьи, а теперь всё пропало. И виновата в этом только я».
Как бы ей не было плохо, никто не приходит утешить, как это всегда делала Эрия. Даже наг. Только сейчас девушка понимает, насколько она одинока. Была дома, и осталась здесь. И не имеет никакого значения то, что она могла бы при желании собрать даже самолет в этом средневековом мире, какой смысл знаний, если она даже не способна получить признания за них? Ведь браком Эрия пыталась добиться того, чтобы ввести в повседневную жизнь приятные мелочи, что сделают жизнь народов Материка удобнее, комфортнее и проще. Теперь все замыслы пошли прахом, а как исправить это, ал’Зида не знает, не может найти решения.
В итоге, чтобы лишний раз не видеться, л’Валд оставляет несостоявшуюся невесту в той же комнате, где читал ей нотации. По его приказу сюда приносят кровать, стол и стул, даже какой-то древний шкаф, от одного взгляда на которой Эрии хочется удавиться — такой он старый и пыльный. Говорит: «Располагайся» и уходит, будто ничего не произошло. Девушка действительно делает это, заправив постель, а после, не получив дальнейших указаний, решает, что раз ей ничего не говорит,