Гейб не знал, что его беспокоило больше: то, что бабушка вот-вот обнаружит породистую лошадь, появление которой он держал в секрете, или что она едва не застала его целующимся с Вирджинией.

Скорее всего последнее. Одно дело — иметь репутацию непревзойденного любовника, и совсем другое — когда бабушка едва не становится свидетелем этого таланта.

Особенно когда эта ситуация лишила его душевного равновесия. У Вирджинии Уэверли необыкновенно нежные и сладкие губы. Жаль, что их поцелуй длился совсем недолго. Он бы с удовольствием положил ее на солому и раскрыл все секреты, которые скрывались под ее старомодным платьем. Сшитое из желтого и белого муслина, оно делало ее похожей на желтый леденец с лимонным вкусом. И это полностью соответствовало его желанию: развернуть ее и посмаковать, и удовлетворить свою любовь к сладкому, проглотив ее целиком.

— Ты солгал мне, — без предисловий начала бабушка.

Ее слова разрушили приятные фантазии Гейба. Пытаясь сообразить, о чем она сейчас говорит, он пошел забрать ведро с запаркой, которое оставил у стойла Летящей Джейн. Ему пришлось увести отсюда бабушку, пока она не заметила лошадь; у нее было явное предубеждение против его участия в гонках.

— Ты о чем?

— Ты говорил, что вы с мисс Уэверли собираетесь соревноваться на беговой дорожке в Тернем-Грин, а на самом деле ты планируешь гонку на какой-то простой дорожке в Илинге.

Ах, это. Жаль, что она все так быстро раскусила. Он надеялся, что беспокойство за него, возможно, заставит ее согласиться освободить Селию от брачного ультиматума.

Хотя, может быть, он все еще сможет решить.

— Я не лгал. — Гейб подхватил свой сюртук и направился к бабушке, стоявшей у входа в конюшню. — Мы с мисс Уэверли состязаемся в гонке, чтобы решить, будем ли мы проскакивать в «игольное ушко» в Тернем-Грин. Если выигрываю я, она позволяет мне ухаживать за ней. Если выигрывает она, тогда мы соревнуемся в Тернем-Грин.

— Ты прекрасно знаешь, что победишь, — фыркнула Пламтри.

Пожимая плечами, Гейб вышел из конюшни и передал ведро первому проходившему мимо груму.

— Гонки — вещь непредсказуемая, — лукаво посмотрел он на бабушку. — Не говоря о том, что во время гонки в Илинге я могу пострадать.

— Если ты пострадаешь на этой совершенно неопасной дорожке, — удивилась бабушка, — тогда ты заслуживаешь проигрыша. Поэтому я подожду и посмотрю, кто победит, прежде чем решать, хочу ли я освободить Селию от своих требований.

— Делай как тебе нравится. — Гейб направился к дому, подстраивая свой шаг к ее хромающей походке.

— Мисс Уэверли превратилась в очень красивую девушку; но я нисколько не удивлена, ее мать была красавицей.

— Ты знала ее мать?

— Она стала выезжать в свет одновременно с твоей матерью. И положила глаз на твоего отца, но Пруденс этого не потерпела. Бедная девочка. Как только она встретила твоего отца, другого мужчины для нее уже не существовало, и она не собиралась уступать его никакой другой женщине.

— Жаль, что он не ответил ей взаимностью, — хмыкнул Гейб. В отличие от Оливера Гейб не винил отца за то, что в браке родителей все пошло не так, как надо. Мать очень страдала от измен отца.

— Неожиданное заявление от человека, который не обходится без женщины в своей постели. — Бабушка долгим взглядом посмотрела на Гейба.

Тот ухмыльнулся. Время от времени он развлекался с какой-нибудь вдовой или девушкой из-за барной стойки, но большую часть времени он проводил с лошадями. Он не был тем распутником, каким его считала бабушка. Гейб никогда не конкурировал с отцом в невоздержанности. И даже со старшими братьями.

— По крайней мере я могу соблюдать верность, чего не скажешь об отце. В моем браке все будет не так, у меня все будет хорошо.

— При условии, что мисс Уэверли согласится выйти за тебя замуж.

— Ты когда-нибудь видела, чтобы я не добился женщины, которую хочу? — самоуверенно заявил Гейб.

— Женщины, которых ты добиваешься, не считаются, их можно купить. Мисс Уэверли — не такая.

— И слава Богу, — невозмутимо ответил Гейб, — поскольку деньги от тебя я получу, только если Селия тоже выйдет замуж. Уверенности в этом нет.

Они вошли в дом и направились в гостиную.

— Что ты станешь делать, если женишься на мисс Уэверли и я перестану сокращать твои расходы? — сдержанным тоном спросила бабушка.

— У меня есть планы, — уклончиво ответил Гейб.

— И что же это за планы? Они имеют какое-то отношение к той новой породистой лошади, которую ты скрываешь?

Гейб напрягся. Ну, бабушка! Какой у нее наблюдательный глаз!

— Почему ты думаешь, что я ее прячу?

— Она стояла в старой конюшне, — прищурилась бабушка, — где уже много лет стоит только Джеки-Бой. Надеюсь, ты не вынашиваешь дурацкую идею о том, чтобы выставить ее на лошадиных скачках. Твоему отцу пришлось жениться именно потому, что его отец…

— Я знаю, бабушка. Я уже слышал эту историю.

И много раз. Их дед по линии отца был просто помешан на лошадях. К сожалению, ему катастрофически не везло с берейторами и еще больше — с лошадями. Он вложил сотни тысяч фунтов в покупку чистокровных лошадей, но ни одна лошадь ни разу не принесла ему выигрыша в скачках.

Вот почему Гейб не хотел, чтобы бабушка узнала о его надеждах построить собственную конюшню для породистых лошадей. Она никогда не поверит, что у него получится. У него более острый глаз на лошадей, чем был у деда, и он сам может обучать их, пока не найдет хорошего жокея.

Но бабушка считала, что скачки — удел азартных игроков, а азартная игра для нее — пустая трата времени.

Не то чтобы это волновало его. Бабушка уже достаточно испортила ему жизнь своим требованием поскорее жениться. Не станет же она портить еще и его будущее, касающееся скачек. Ничего не рассказывая ей, Гейб просто страховался на тот случай, если Селия решит все-таки не выходить замуж.

— И что же ты планируешь делать с этой породистой лошадью? — не унималась бабушка.

— Тебя это не должно беспокоить, — отрезал Гейб, когда они приблизились к гостиной. — Это моя лошадь. Я купил ее на выигранные пари в гонках на экипажах. И сам решу, что я буду с ней делать.

Бабушка шагнула в гостиную:

— Нет, если ты пользуешься конюшней Оливера…

— Для чего Гейб на этот раз использует мои конюшни? — прозвучал с дивана голос Оливера.

Гейб с изумлением посмотрел на Оливера и на других членов семьи, расположившихся в гостиной. Отсутствовали только пасынок Джаррета — Джордж, который навещал своих родных в Бертоне, и муж Минервы—Джайлс, который, вероятно, был слишком занят в суде, чтобы приехать. Но здесь был Джексон Пинтер, сыщик с Боу-стрит.