— Не считая этого случая, я получила их дважды за всю жизнь, лилия! Быки выкладывают по десять битов, чтобы войти к Орхидее и поглазеть на шлюх, и потом он платит мне карту, которую я должна поделить с Орхидеей, если это не кто-нибудь вроде комиссара. Этот получает все бесплатно, потому что никто не хочет неприятностей. Получает самое лучшее, и надо все время говорить ему, насколько он хорош, и все равно он, обычно, не дает тебе ничего. Но от тех, кто платит, я получаю карту. За всю ночь, если они захотят. Так что, если первый не дает, я делаю полкарты за всю ночь.

— Я знаю людей, — сказал Шелк, — которые не делают полкарты и за неделю тяжелой работы.

— Наверняка. И почему, ты думаешь, мы этим занимаемся? Так что в хорошую неделю, с подарками, я могу сделать четыре-пять карт. Может быть, шесть. Зато в следующую неделю три или две за все время. И вот я получила так много, как будто сделала хорошую неделю, и только за то, что передала Журавлю слова комиссара. Настоящая конфетка! Ты собираешься сказать мне, что я должна была знать, но тогда я вообще не подумала об этом, лилия. — Синель опять замолчала, как если бы предвидела обвинение.

— Вот как это началось, — пробормотал Шелк. — А что было дальше, дочь моя?

— С того времени я передала ему шесть-восемь разговоров и отнесла кое-что парочке людей, во время деньстороны. И если комиссар или какой-нибудь полковник — кто-то вроде них, сечешь — приходят ко мне, я действительно веду себя очень мило и не требую с них подарков или чаевых, как другие девушки. Поэтому они всегда спрашивают обо мне, если меня нет поблизости.

Ночная клушица беспокойно зашевелилась на верхушке древнего шкафа, ее голова вопросительно вздернулась, и длинный багровый клюв наполовину открылся.

— И только тогда, когда я увидела Элодею на льду, я задумалась. — Синель пододвинула свой стул поближе к Шелку и понизила голос: — Ты должен отдать Крови двадцать шесть штук за твой мантейон? Так сказал Мускус. — Голова Шелка наклонилась на ширину пальца. — Тогда все в порядке. Почему бы мне и тебе не получить их от Журавля, патера?

— Муж здесь, — предостерег их Орев. — За окно. — Синель со страхом посмотрела на него. — Здесь, счас, — настойчиво каркнул Орев. — Нет стук.

Глава четвертая

Prochain ami[3]

Шелк встал так тихо, как только мог, невольно вспомнив, что не сумел застать врасплох Мускуса и Синель. Прислонив трость Крови к стулу, он подошел к двери на Солнечную улицу, снял с петель тяжелый засов и (взяв засов в левую руку, чтобы использовать как оружие, если понадобится) рывком распахнул дверь.

Высокий, закутанный в черный плащ человек, который ждал на улице за ступеньками, не удивился ни в малейшей степени.

— Мое присутствие здесь… э… тревожит тебя, патера? — спросил он звучным носовым голосом. — Я старался быть незаметным и… э… ненавязчивым. Ты понимаешь, о чем я говорю? Тихим, а? Возможно, я не слишком хорошо умею быть тихим. И я дошел до твоей двери раньше, чем услышал… э… голос леди.

Шелк прислонил засов к стене.

— Я знаю, что это нечто незаконное, Ваше Высокопреосвященство…

— О, нет, нет, нет! Я уверен, что у тебя есть для этого причины, патера. — Закутанный в черное человек поклонился в пояс. — Добрый вечер, моя дорогая. Добрый вечер, и пусть каждый бог будет с тобой в эту ночь. — После чего тепло улыбнулся Шелку, его зубы сверкнули белизной даже в тусклом свете небоземель. — Я позаботился стоять так, чтобы находиться вне зоны… э… слушания, патера. Слышимости? Уходостижимости? За пределами… э… голоса леди. Признаюсь, я мог слышать голоса, только если не проезжала повозка, если ты понимаешь меня. Но ни единого слова, которое ты сказал. Не понял ничего, верно? — Он опять улыбнулся. — Сладкая Сцилла, будь свидетелем!

Шелк вышел из дома авгура и остановился на пороге.

— Я очень сожалею, что был так груб, Ваше Высокопреосвященство. Мы слышали… нам сказали…

— Совершенно подходяще, патера. — Он пренебрежительно махнул рукой. — Совершенно, совершенно правильно.

— …что кто-то есть снаружи, но не кто именно… — Шелк перевел дыхание. — Наверно, у вас очень срочное дело, Ваше Высокопреосвященство, иначе вы не пришли бы так поздно. Не хотите ли войти?

Он держал дверь, пока закутанный в плащ человек входил, потом вернул засов на место.

— Боюсь, это наш селлариум. Лучшая комната в доме. Я могу предложить вам воды и бананы, если вы хотите. — Он вспомнил, что еще не посмотрел, что в мешке Лисенка. — И еще, возможно, какие-нибудь фрукты.

Закутанный в черное человек отмахнулся от фруктов.

— Ты давал совет этой юной леди, а, патера? Не исповедовал ее, я надеюсь. По меньшей мере, еще нет, хотя я не понял ни слова. Я бы распознал… э… ритм Прощения Паса — или мне так кажется, — поскольку приносил его сам много-много раз. Литания Священных Имен, а? Говорить от имени Великого Паса, Божественной Ехидны, Жгучей Сциллы и всех остальных. И я не слышал ничего такого. Совсем ничего.

— Вы тоже авгур, патера? — спросила Синель, которая вслед за Шелком подошла к двери и стояла рядом с ним.

Закутанный в черное человек опять поклонился, потом достал пустой крест, висевший на шее; в полутемном селлариуме золотая цепь креста сверкнула, как сам Ослепительный Путь.

— Действительно так, моя дорогая. Такой очень-очень осмотрительный, иначе я не был бы там, где я сегодня, а? Так что тебе нечего бояться, что я подслушал даже одно слово, сказанное тобой.

— Я уверена, что могу доверять вам, патера. Я хочу сказать, что нам с патерой Шелк надо еще какое-то время поговорить. Я могу куда-нибудь отправиться и вернуться через час-два, в зависимости от того, сколько времени вам надо.

Шелк посмотрел на нее, пораженный до глубины души.

— Такая леди, как ты, моя дорогая? В этой четверти? Я не хочу… э… даже слышать об этом. Ни одно мгновение! Но, возможно, я могу перекинуться парой слов с патерой, а? Потом я отправлюсь своей дорогой.

— Конечно, — сказала Синель. — Пожалуйста, Ваше Высокопреосвященство, не обращайте на меня внимания.

Он был более чем на полголовы выше Шелка (хотя Шелк был почти так же высок, как Гагарка) и, по меньшей мере, на пятнадцать лет старше. Тонкие, угольно-черные волосы падали на лоб; тряхнув головой, он откинул их, чтобы они не застилали глаза, и сказал:

— Это патера Шелк, а? Я не верю, что… э…