хочу спросить, а что произойдет, если мы добьемся успеха? Предположим, что я получу двадцать шесть тысяч от доктора Журавля и отдам их Крови. Сомневаюсь, что это возможно, но предположим. Кому от этого будет хорошо, кроме Крови?

Какое-то время Шелк молчал, обхватив голову руками.

— Я бы хотел сделать что-то хорошее для Крови, конечно, как я бы хотел сделать что-то хорошее для любого человека. Даже когда я влез в его дом, чтобы попытаться заставить его вернуть мантейон, я сделал это частично для того, чтобы не дать ему запятнать свою душу ужасным поступком: использовать священную собственность для плохой цели. И если ему дать деньги, то это не принесет ему ничего хорошего и, может быть, даже навредит.

Орев опустился на плечо Шелку, заставив того вздрогнуть и посмотреть вверх; добившись этого, Орев схватил локон растрепанных волос и потянул за него.

— Он знает, что ты чувствуешь, — тихо сказала Синель. — Он бы хотел заставить тебя рассмеяться, если сможет.

— Он — хорошая птица, даже очень хорошая птица. Не в первый раз он приходит ко мне по доброй воле.

— Ты возьмешь его с собой, Шелк? Даже если тебя пошлют заниматься административной работой? Нет ли какого-нибудь правила, запрещающего авгуру держать домашних животных?

— Нет. Они разрешены.

— Тогда не все потеряно. — Синель соскользнула со стула и плавно перетекла ему за спину. — Я бы могла… И добавить немного комфорта, тоже. Сейчас, Шелк. Если ты хочешь.

— Нет, — повторил он.

Молчание вновь наполнило маленький селлариум. Через пару минут он добавил:

— Но спасибо в любом случае. Большое спасибо тебе за все. То, что ты сказала, не должно было заставить меня почувствовать себя лучше, но заставило, и я всегда буду благодарен за это.

— Ты знаешь, что я воспользуюсь твоей благодарностью.

Он благоразумно кивнул:

— Надеюсь, что ты так и сделаешь. Я очень хочу, чтобы ты так и сделала.

— Ты же не любишь девушек вроде меня.

— Это не так. — Он какое-то время молчал, обдумывая мысль. — Мне не нравится то, что ты делаешь — все, что происходит каждую ночь у Орхидеи: я знаю, что это приносит больше зла, чем добра, и со временем повредит нам всем. Но неправильно говорить, что я не люблю тебя, Мак или всех остальных; на самом деле я люблю вас всех. Я даже люблю Орхидею, и каждый бог, — он хотел остановиться, но было уже поздно, — знает, что сегодня днем я глубоко сочувствовал ей.

Она негромко засмеялась:

— Не каждый бог об этом знает, Шелк… Один точно. Два. Ты думаешь, что эти мужчины не женятся, поскольку обладают нами. Но большинство из них уже женаты, и не разведутся.

Он неохотно кивнул.

— Ты видел, насколько мы все молоды, — сказала она. — Что, как ты думаешь, с нами произойдет?

— Я никогда не думал об этом. — Он хотел сказать, что многие, вероятно, погибнут, как Элодея, но именно Синель заколола Элодею.

— Ты думаешь, что мы все станем вроде Орхидеи или наглотаемся ржавчины и умрем в муках. Большинство из нас выйдет замуж, вот и все. Ты не веришь мне, но это правда. Мы выходим замуж за того быка, который всегда спрашивает нас, Шелк.

Она погладила его волосы. Он необъяснимо почувствовал, что если повернется, то не увидит ее; его погладили пальцы призрака.

— Ты сказал, что никогда не женишься. Потому что хочешь увидеть бога. Кое-кому. Вчера? А сейчас?

— Сейчас я не знаю, — признался он.

— Ты боишься, что я засмеюсь. И ты почувствуешь себя глупым. Все мужчины такие, Шелк. Патера. Вы все боитесь моего смеха.

— Да, боюсь.

— Ты бы убил меня, Шелк? Из страха, что я засмеюсь. Мужчины такое делают.

Он не ответил. Ее руки были в точности там, где руки Мускуса, тем не менее он знал, что они не причинят ему боли. Он ждал, что она опять заговорит, но слышал только далекий треск умирающего огня в кухонной плите и быстрое тиканье часов на камине.

— Поэтому некоторые влюбленные мужчины бьют женщин? — наконец не выдержал он. — Чтобы те не смеялись?

— Иногда.

— А Пас бьет тебя?

Она опять засмеялась, серебряный поток, над ним или над Пасом, он не мог сказать.

— Нет, Шелк. Он никогда не бьет никого. Он убивает… или ничего не делает.

— Но не тебя. Тебя-то он не убил. — Он опять ощутил ее сладостные ароматы и затхлый запах платья.

— Я не знаю, — сказала она совершенно серьезным тоном, и он не понял.

Орев резко свистнул и перепрыгнул с плеча Шелка на крышку стола.

— Она здесь! Опять! — Он прыгнул на абажур сломанной лампы для чтения, а оттуда перелетел на верхушку древнего шкафа. — Сталь дев!

Шелк кивнул, встал и похромал к двери в сад.

— Кстати, я не имела в виду, — прошептала Синель, — что мы должны работать на Журавля и собирать информацию о Вайроне. И не думаю, что снова буду этим заниматься. Я предложила совсем другое — взять у Журавля деньги.

Она опять зевнула и прикрыла рот ладонью, крупнее, чем у большинства женщин.

— Похоже, у него их полно. По меньшей мере, он ими распоряжается. Так почему бы не взять их у него? Если ты будешь владельцем этого мантейона, будет довольно-таки неудобно переводить тебя отсюда. Так мне кажется.

Шелк вытаращил на нее глаза.

— А теперь ты ожидаешь, что у меня есть детально разработанный план. Но нет. Я не слишком хорошо умею придумывать планы, и я слишком устала, чтобы думать сегодня о чем бы то ни было. Так как ты не хочешь спать со мной, об этом подумать должен ты. И я тоже подумаю, когда встану.

— Синель…

В дверь постучали стальные костяшки майтеры Мрамор.

— Это твоя механическая женщина, как и сказал Орев. Как вы называете их? Роботы? Роботники? Раньше их было намного больше.

— Хэмы, — прошептал он, когда майтера Мрамор постучала снова.

— Не имеет значения. Открой дверь, чтобы она могла увидеть меня, Шелк. — Он так и сделал, и майтера Мрамор с заметным удивлением посмотрела на высокую огненноволосую Синель.

— Патера исповедал меня, — сказала она сивилле, — и теперь мне нужно место, чтобы переночевать. Не думаю, что он хочет, чтобы я спала у него.

— Ты?.. Нет, нет! — Хотя это было невозможно, глаза майтеры Мрамор, казалось, расширились.

— Я думаю, — вмешался Шелк, — что ты, майтера Роза и майтера Мята могли бы приютить ее на сегодняшнюю ночь в киновии. Я знаю, что у вас есть свободные комнаты. Я сам собирался пойти к вам и попросить. Наверно, ты прочитала мои мысли, майтера.

— О,