такое? Почему я узнаю такую новость не от тебя? Да как ты могла! — в голосе мамы звенела обида.

Я перекатилась на спину и уставилась в потолок. Сон мгновенно слетел, зато появилось неприятное, ноющее чувство в груди.

— Мама, у меня сейчас шесть утра, — пробормотала, сама не знаю, зачем. Если мама желает со мной пообщаться, на часы она не смотрит принципиально. Тем более, у неё уже восемь, а который час у ее собеседника, маму никогда не волновало.

— Ты развелась с Грегом! — теперь в её голосе зазвучали слезы.

Я позволила себе усмехнуться — давно прошли времена, когда я на это велась: начинала упрашивать ее не плакать, просила прощения, толком не понимая, в чем провинилась. Сама начинала рыдать и обещать больше так не делать. Все, что угодно, лишь бы мама успокоилась и сказала, что больше на меня не сердится.

— Да, мы развелись.

— Не мы, а ты! Попробуй мне соврать, что это была не твоя инициатива!

— Зачем мне врать? Это было моё решение.

Я с усилием выдохнула, ощущая, что меня начинает мутить.

— Кто тебе сказал о моем разводе?

Мама сердито поцокала языком:

— Павлуха, Павлуха, как тебе не стыдно? Почему твоя сестра в курсе такого события, а я, твой самый близкий человек, узнаю об этом последней?

— Понятно, — я зажмурилась, чувствуя, как усиливается тошнота.

— Я не хотела говорить об этом по телефону. Думала приехать в гости и рассказать.

— Диане-то рассказала, — протянула мама обиженно. Она ненавидела узнавать новости не первой. Буквально начинала болеть, если кто-то опережал ее.

— Мама, я ничего не рассказывала Диане. И не знаю, кто ей сказал.

"Но догадываюсь." — добавила про себя.

— Ладно, Павлуха, мне твое поведение неприятно, конечно. Но, впрочем, ничего нового. Ты всегда была жутко скрытной. Никогда я от тебя ни тепла, ни доверия не чувствовала.

Теперь мамин голос звучал холодно. Было понятно, что она не поверила ни одному моему слову.

— Но, как говорится, нет худа без добра. Раз ты вернулась в Москву, Диана переедет жить к тебе. Девочка должна быть под присмотром, а свекровь в последнее время стала совсем невыносимой. — мама сердито откашлялась.

Я вздохнула. Это ещё вопрос, кто из них более невыносим. Конечно, мама моего отчима, отца Дианы, дама с характером, но вполне адекватная. А что касается сестры… О ней я не хотела думать.

— Ты поняла меня? — мама повысила голос. — Сейчас позвоню Диане и скажу, что она может уезжать от бабки.

— Мама, Диана взрослый человек. Если ей не нравится жить с Клавдией Антоновной, пусть снимет себе квартиру.

— Пашка, ты чокнулась что ли? — искренне изумилась мама. — Динуля один раз пожила самостоятельно, и сама знаешь, чем это закончилось. И на какие деньги ей квартиру снимать, скажи пожалуйста? В Москве жилье не три копейки стоит. Да и незачем тратиться, когда есть где жить. Раз уж моя мать свою квартиру тебе оставила, обделив и родную дочь и вторую внучку, то будь добра возмещать сестре эту несправедливость.

Ну кто бы сомневался, что разговор вывернет на эту тему. Мама никак не могла пережить, что любимицей у ее матери была я, а не Диана.

Все полтора года, прошедших со смерти бабули, я слышала, что приняв бабушкино наследство, поступила некрасиво. По твердому убеждению мамы, я была обязана отказаться от квартиры в пользу сестры. Потому что она младшая, она беззащитная и ей нужно помогать… Ага, беззащитная…

— В общем, теперь будешь за Дианой присматривать. И найди ей, наконец, нормальную работу, а не такую, как в прошлый раз — повысила голос мама, врезаясь в мои мысли. — А то девочка уже устала дома сидеть.

— Мама, я уже находила Диане хорошую работу, и не один раз. Но везде нужно было работать, а она не хотела, — ответила я, тоскливо размышляя, почему опять начинаю мямлить, вместо того, чтобы послать ее требования лесом. Всегда так было — мама на меня нападала, обвиняла, а я лишь неловко оправдывалась.

— В общем, Пашка, ты меня поняла, — голос мамы совсем заледенел. — Я сейчас позвоню Диане, чтобы собирала вещи и сегодня же перебиралась к тебе. Отдашь ей большую комнату, ясно?

— Нет… — произнесла я, чувствуя, как у меня задрожали руки, а голос едва не сорвался на жалобный писк. — У меня она жить не будет…

«И видеть ее не желаю.» — добавила про себя, прежде чем выкрикнуть в изумленно замолкшую трубку:

— И если ты снова попросишь меня что-то сделать для нее, то… то напрасно — я больше и пальцем не пошевелю!

Отбросила телефон в сторону, словно он жег мне руку. Посидела, приходя в себя. Поняв, что больше не засну, сползла с кровати, решив принять душ и сварить кофе,

Долго стояла под тугими горячими струями, смывая с себя липкий осадок, оставшийся от разговора с мамой. Выпила большую чашку кофе с молоком, вытесняя горечь, скопившуюся на дне желудка.

Неспешно накрасилась. Уложила волосы. Оделась и вышла на улицу. Не торопясь побрела по чисто выметенному тротуару, вдыхая утренний воздух с запахом прелой листвы и осени. И всю дорогу размышляла.

Поднимаясь на крыльцо офиса, я уже точно знала, что не буду писать никаких заявлений об увольнении. Потому что мне нужна эта работа. И еще, потому что когда-нибудь мне нужно начать думать и о себе тоже.

Глава 20

— Платон Александрович, я хотела с вами поговорить, — обратилась я к шефу, едва переступила порог приемной..

Несмотря на то, что из-за раннего подъема я пришла в офис задолго до девяти часов, на работе оказалась не первой.

За секретарским столом уже гордо сидела Алина, выражая всем своим видом желание трудиться не покладая рук, и тыкала пальчиками в клавиатуру. Над ней возвышался Платон Александрович и что-то диктовал, одновременно следя за экраном своего телефона.

— Павла, хорошо, что вы пришли пораньше, — шеф с видимым удовольствием пробежался по мне взглядом. В карих глазах мелькнула улыбка, отозвавшаяся теплом в моем подпрыгнувшем сердце. — Соберите все, что вам нужно для работы и располагайтесь в переговорной комнате.

— А что случилось? — поинтересовалась я осторожно. Алина тоже вытянула ушки локаторами, и с любопытством уставилась на шефа.

— Сейчас сюда придет бригада мастеров — для вас будут готовить рабочее место. Так что пару дней тут будут идти строительные работы. Вы же не можете всю жизнь работать в моем кабинете, прилепившись к краю стола, правда?

— Н-наверное, — согласилась я.

— А где вы ее посадите, Платон Александрович? — встряла в разговор Алиночка. — У меня в