Не обращаю внимания на похвалу и ставлю перед Алексеем стакан с водой. Он жадно её выпивает.

– Ничего себе! Надя, ты ещё и желания угадываешь?

– Нет. Просто после сна всегда пить хочется, – отвечаю.

Вспоминаю, что мама дала кусочек сала и достаю его.

– Я не знаю, можно сало Алексею или нет. Может, ты хотя бы поешь? – предлагаю Володе.

– Ого! Сало! Пища богов! Надюш, дай нож, нарежу. Лёха, да ты вообще тут в шоколаде! Я тоже так хочу!

– Дурак ты, Вова, – шикаю я на него, подавая нож и разделочную доску.

– Да, дурак, – соглашается он. – Не подумал, – виновато вздыхает и режет сало тонкими пластинками.

Ставлю перед мужчинами тарелки с мясом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– А ты? – хмурится Владимир.

– Пока ты здесь, я выйду с Вальтером.

На самом деле я просто не хочу смущать Алексея, когда он ест.

* * *

Следующие дни похожи друг на друга как близнецы. Прогулка с Вальтером, плотный завтрак, ванна, к которой нам с Алексеем обоим пришлось привыкнуть, сеансы с Михаилом, небольшой отдых, ужин и вечерний массаж головы, который я делаю уже сама.

Всё это время я тщетно пытаюсь разработать Лёшину правую руку: сгибаю, разгибаю, с постоянным усердием сжимаю в кулак и растираю пальцы, не забывая про точечную терапию, естественно после одобрения Миши. Засекаю на секундомере время, давлю ровно одну минуту на каждую подушечку пальца стержнем шариковой ручки. Но Лёша никак не реагирует. Совсем. А ведь это больно! Я вижу, что после нажатия остаётся след, и словно чувствую боль за него.

Совершенно не замечаю, как предательская слеза медленно катится по моей щеке. Осторожно касаясь, Лёша стирает здоровой рукой мокрую дорожку. Мне часто приходится дотрагиваться до него, но наоборот происходит впервые. Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Глубоким и таким выразительным. Щекой, где касаются его пальцы, ощущаю тепло.

– Ты совсем ничего не чувствуешь?

Алексей качает головой.

Сглатываю ком, застрявший в горле, и хочу отвернуться, чтобы Лёша не увидел слёз, стоящих в моих глазах. Но он мягко поворачивает моё лицо к себе, и подушечкой большого пальца снова проводит по щеке.

– Это больно. Очень больно, – объясняю ему своё состояние.

Алексей опускает руку и подставляет её мне.

– На эту?

Кивок.

– Также минуту?

Ещё кивок.

Вздыхаю и ставлю стержень на середину подушечки среднего пальца. Нажимаю. Вижу, как у него расширяются зрачки, Алексей сжимает губы, шумно и глубоко дышит. И лишь к концу минуты его дыхание выравнивается.

– Прости, – шепчу еле слышно, когда убираю ручку.

Нет. Алексей подаёт указательный палец.

– Опять?

Да.

– Лёш…

Да. Снова кивает.

– Хорошо.

И мне приходится причинять ему боль, которую я чуть ли не сама ощущаю, но Алексей каждый раз подставляет и здоровую руку.

Денег, которые перевёл мне Володя, хватило только на десять сеансов массажа. Этого мало. Тем более, что уже заметны сдвиги: Алексей намного меньше волочит ногу. Безжизненной остаётся только рука, и пока нет никакого прогресса с речью. Но я думаю, что Лёша просто стесняется издавать звуки при мне. Поэтому прошу его пробовать говорить во время моего отсутствия. Я включаю в его и так плотный график артикуляционную гимнастику, которую нашла в интернете. Логопеда, к сожалению, мне не потянуть. Найти бы деньги на оплату ещё хотя бы недели сеансов с Михаилом.

Миша выкладывается по полной. После работы он залпом выпивает два стакана воды и снимает мокрую от пота футболку. Меня уже не пугает его внешний вид, и я точно знаю, что своими большими татуированными руками он не причинит Алексею вреда. Остаётся вопрос только с деньгами. Где их взять, я пока не знаю, а просить у Владимира мне неудобно. Он и так покупает за свой счёт продукты.

Сегодня пятница, и Миша объявляет перерыв на выходные. Если у меня получится найти деньги, то в понедельник он продолжит. Ломаю голову, как поступить. Мама звонит каждый день и интересуется здоровьем Алексея, радуясь его маленьким успехам. Я поделилась с ней возникшей проблемой, и она обещала помочь, но, я не уверена, что этих денег хватит. Наверное, всё-таки лучше попросить у Вовы.

Звонок в домофон заставляет Вальтера издать недовольный рык. Для него это несвойственно. Я снимаю трубку, спрашивая, кто там.

– Долгин Алексей Антонович здесь проживает? – слышу мужской незнакомый голос.

– Да, – отвечаю и нажимаю на кнопку, решив, что это кто-то с работы.

Каково же оказывается моё удивление, когда из лифта выходят два молодых, высоких парня в специальных куртках для медперсонала.

– Вы кто? – встаю на пороге, преграждая путь.

– Нам нужен Долгин Алексей Антонович.

– Зачем?

– У нас путёвка на его госпитализацию.

В голове с бешеной скоростью мелькают вопросы: кто решил, что Алексею нужна госпитализация? Володя? Тогда почему ничего не сказал мне? Если речь идёт об оплате, то она мне не нужна! Буря негодования с бешеной скоростью зарождается в груди.

– Покажите! – требую я.

– Девушка, вы…

– Стоять! Направление! – Протягиваю руку, настаивая показать мне бумаги.

Один из парней достаёт путёвку на оформление Долгина Алексея Антоновича в дом инвалидов.

Какой к лешему дом инвалидов?! Я могу ещё понять центр реабилитации, но не это!

– Нам нужно забрать пациента, – торопится волонтёр.

Чёрта с два я им отдам его!

– Пациент никуда не поедет. Ему стало лучше, и в ваших услугах он больше не нуждается.

В доме инвалидов Алексей не получит нужной терапии, там дадут уход, но никак не восстановление!

– Но…

– Никаких «но»! – отрезаю.

– Девушка, нам необходимо…

– Мне плевать, что там вам необходимо. Он никуда не поедет, – отвечаю, как можно твёрже.

– Вы понимаете, что потом может снова не быть места, – объясняет один, тогда как второй решает просто меня передвинуть, но натыкается на Вальтера, сидящего в коридоре.

Замечаю сомнения медработника. Правильно! Бойся.

– Уходите. Иначе я дам команду собаке. – Мои губы предательски дрожат, но Вальтер предупредительно рычит, и этого оказывается достаточно.

– Ладно, ладно, – волонтёр ставит руки в защитном жесте. – Просто напишите отказ…

Захлопываю дверь, вырываю у него папку и размашистым почерком пишу отказ от услуг.

Я видела, кто написал заявление. Долгина Марина Викторовна. И прекрасно понимаю, на что пришлось пойти жене Алексея,