сила или влияние, не физическое, а в некотором смысле сверхъестественное, но оно проявляется как физическая сила, какого-либо рода власть или влияние, свойственные конкретному человеку. Эта мана не закрепляется навсегда за чем бы то ни было и может быть передана почти чему угодно, но духи, будь то бесплотные души или сверхъестественные существа, обладают маной и способны ее передавать; по существу, именно отдельные существа ее порождают, хотя она может действовать посредством воды, камня или кости»[124].

[124] Это описание ясно показывает, что в случае маны, как и в случае других понятий, мы имеем дело с неким представлением об энергии, которое само по себе позволяет объяснить примечательный факт существования подобных примитивных идей. Не нужно думать, будто первобытный человек располагает некой абстрактной идеей энергии, однако не может быть сомнений в том, что его понятие есть предварительная конкретизирующая стадия этой абстрактной идеи.

[125] Аналогичные представления обнаруживаются в понятии tondi у батаков[125], atua у маори, ani или han у понапе, kasinge или kalit у палау, anut у кусайе, yaris у тоби, ngai у масаев, andriamanitra у малагасийцев, njom у экои и т. д. Полный обзор подобных представлений дает Седерблум[126] в книге «Возникновение веры в Бога».

[126] Лавджой[127] придерживается мнения, с которым я полностью согласен: эти понятия суть «не просто исходные обозначения “сверхъестественного” или удивительного, и уж тем более не обозначения того, что вызывает благоговейный страх, почтение и любовь; скорее это обозначения чего-то действенного, мощного, производительного». Рассматриваемое понятие в действительности имеет отношение к идее «диффузной субстанции, или энергии, от обладания которой зависит всякая исключительная власть, способность или плодородие. Эта энергия, несомненно, страшит (при определенных обстоятельствах), вдобавок она считается таинственной и непостижимой; но она такова по причине своего неизмеримого могущества, а не потому, что предметы, через которые она проявляется, необычны и «сверхъестественны» или «сокрушают разумное ожидание». Доанимистический принцип есть вера в «силу, которая мнится действующей согласно совершенно четким и доступным для понимания законам, в силу, которую можно исследовать и подчинить»[128]. Для подобных понятий Лавджой предлагает использовать термин «примитивная энергетика».

[127] Многое из того, что исследователи трактовали анимистически как духов, демонов или ноумен (нумен)[129], на самом деле относится к примитивному понятию об энергии. Выше я уже отмечал, что в строгом смысле слова некорректно говорить о «понятии». «Понятие примитивной философии», цитируя Лавджоя, есть идея, явно рожденная нашей собственной ментальностью; то есть для нас мана будет психологическим понятием энергии, но для примитивного разума это психический феномен, постигаемый как нечто, неотделимое от объекта. У первобытных людей не найти никаких абстрактных идей, у них отсутствуют, как правило, даже простые конкретные понятия; им присущи лишь «представления» (Vorstellungen). Все примитивные языки содержат тому обильные доказательства. Так, мана – не понятие, а представление, основанное на восприятии «феноменального» взаимоотношения. В этом состоит суть participation mystique[130] Леви-Брюля. В примитивных языках указывается только на факт взаимоотношения и на опыт, им производимый, как явствует из некоторых приведенных выше примеров, но не на природу или сущность данного взаимоотношения или принципа, который его определяет. Поиск соответствующего обозначения для природы и сущности объединяющего принципа выпал более позднему уровню культуры, пришедшему на смену символическим формам выражения.

[128] В своем классическом исследовании маны Леман[131] определяет ее как нечто, «необычайно действенное». Психическую природу маны особенно подчеркивали Пройс[132] и Рер[133]. Мы не можем избавиться от впечатления, что первобытный взгляд на ману предвосхитил наше понятие психической энергии и, что вполне вероятно, понятие энергии вообще[134].

[129] Исходное представление о мане неожиданно возвращает нас снова к анимистическому уровню персонифицированных форм[135]. Она воплощается в душах, демонах, богах, которые оказывают на мир необычайное воздействие. Как правильно отмечает Леман, ничто «божественное» не связано с маной, поэтому нельзя видеть в мане первоначальное олицетворение Бога. Тем не менее невозможно отрицать и того, что мана выступает необходимой или по крайней мере очень важной предпосылкой для развития идеи Бога, пускай она, возможно, не является древнейшей среди всех предпосылок. Еще одна важнейшая предпосылка – это персонификация, для объяснения которой понадобится описать иные психологические факторы.

[130] Почти повсеместная распространенность примитивного представления об энергии однозначно свидетельствует о том, что и на ранних этапах осознания мира человек испытывал потребность представить ощущаемую динамику психических событий в конкретной форме. Следовательно, если в нашей психологии мы придаем особое значение энергетической точке зрения, это согласуется с психическими фактами, которые фиксировались разумом с незапамятных времен.

II. Трансцендентная функция

Написано в 1916 г. Рукопись хранилась в авторском архиве до 1953 г. В 1957 г. работа увидела свет на английском языке (частное издание студенческого коллектива Института К. Г. Юнга в Цюрихе). Немецкий оригинал, отредактированный автором, появился в сборнике «Дух и труд. Из столов наших авторов. К 75-летию со дня рождения доктора Даниеля Броди» (Цюрих, 1958).

Предуведомление

Статья была написана в 1916 году. Недавно рукопись обнаружили студенты Института Юнга в Цюрихе, и статью опубликовали в частном порядке (в первоначальном виде, без доработки) в переводе на английский язык. Готовя рукопись к текущей публикации, я ее переработал, сохранив при этом основные направления мысли и неизбежную ограниченность своих воззрений. По прошествии сорока двух лет проблема, которая рассматривается в статье, нисколько не утратила своей актуальности, хотя изложение по-прежнему нуждается в серьезном улучшении, что поймет всякий читатель, осведомленный в теме. К сожалению, возраст не позволяет мне предпринять необходимые усилия. Поэтому статья, со всеми ее недочетами, может считаться, пожалуй, историческим документом. Она откроет для читателя те обстоятельства, которые сопровождали первые попытки применить синтетический подход к психическим процессам в ходе психоаналитического лечения. Поскольку основные доводы статьи по-прежнему актуальны и сегодня, она способна подтолкнуть читателя к стремлению углубиться в изучение и осознание этой проблемы. А проблема, о которой идет речь, может быть выражена в обобщенной форме через следующий вопрос: «Как надлежит человеку на практике выстраивать отношения с бессознательным?»

Этим вопросом задается индийская философия, в особенности буддизм и дзен-буддизм. В своей косвенной форме этот фундаментальный вопрос знаком любой религии и любой философии.

Ведь бессознательное – не что-то конкретное, оно – само Неведомое, оказывающее на нас непосредственное воздействие. Оно кажется нам чем-то внечувственным, но определить его реальную природу нам не дано, как и природу материи (это не преувеличение, а, если угодно, оптимистическая точка зрения). При этом физика осознает гипотетический, моделирующий характер своих утверждений, а вот религиозные философии прибегают к метафизике и гипостатизируют свои образы. Сторонники религиозного взгляда на