Под моими ногами была твердая почва, но в эту секунду стены конюшни поплыли перед глазами, словно я стоял на палубе галеона в шторм.

– Травой? – переспросил я и невольно добавил: – А какой?

– Да мне-то откуда знать? Я ж не к вертелу на кухне приставлен. Может, она знахарка или еще кто. Я так думаю, если ты король и болеешь, то вместе со всеми этими докторами и пиявками при тебе будет и кто-то понимающий в травах.

Нужно справиться с дыханием. Не следует сразу хватать мальчика за ворот. С момента прибытия в Уайтхолл я узнал слишком много нового, и все это понемногу сводило меня с ума. В конце концов, сотни женщин сведущи в травах, и к тому же она старая и хромая. Меня уже преследовали несуществующие тайны. Немного же от меня толку в таком состоянии.

– А эта женщина не говорила, кто она? – выдавил я, досадуя на собственную глупость.

– Нет. Просто взяла собаку и ушла.

Будучи не в силах остановиться, я продолжал допытываться:

– И ты ее даже не спросил?

Перегрин удивленно посмотрел на меня:

– Зачем? Она знала, какую собаку ей нужно взять. С чего ей еще приходить? Если ты не понял, я делаю, что мне велено. Задавать слишком много вопросов – значит нарываться на неприятности. Мне разве это надо?

– Конечно нет. – Я с трудом улыбнулся.

Пожалуй, стоит приручить сорванца – это определенно не повредит. Перегрин соскочил с бочонка:

– Ладно, мне пора работать. В любой момент может вернуться главный конюший, и он с меня шкуру спустит, если животины не будут покормлены и оседланы. Сегодня все едут в Гринвич. Нужно еще подготовить клетку для гончей ее высочества. Она, как Эдуард, любит животных. Такая прелестная дама и внимательная, не то что некоторые из ее окружения. Обычно платит мне деньгами.

Я уставился на него в крайнем изумлении:

– Ее высочество принцесса Елизавета? Она что… она была здесь?

– На конюшнях? – рассмеялся Перегрин. – Да ты, верно, сильно перебрал ночью? Нет, Брендан Прескотт из Вустершира, ее приятель секретарь Сесил заплатил мне вчера вечером, чтобы я присмотрел за Урианом. Надеюсь, ты найдешь дорогу туда, куда тебе нужно.

Слушая его, я ползал по соломе в поисках шляпы.

– Подожди-ка. – Я нащупал в кошельке самую крупную монету и бросил ее Перегрину. – Боюсь, я действительно немного увлекся ночью. Мне повезло, что я оказался здесь. Боюсь, я не смогу найти дорогу, а мне нужно поскорее оказаться в покоях моего господина. Проводишь?

Он ухмыльнулся во весь рот, стиснув пальцами монету:

– Но только до сада. У меня много работы.

Солнечные лучи едва пробивались сквозь пелену облаков. Холодный порывистый ветер жалил лицо, налетал на клумбы и разносил по воздуху пригоршни лепестков. Доведя меня до окаймленной деревьями тропинки, он спросил:

– А это знак герцога у тебя на рукаве?

– Да, я служу его сыну лорду Роберту.

– Повезло.

За деревьями уже виднелась громада дворца с его кровлями, воротами и башнями, пронзающими небо.

– Теперь тебе туда и налево. Как дойдешь до первого внутреннего двора, попроси кого-нибудь указать тебе дорогу. Я ведь никогда не бывал внутри.

– Благодарю вас, мастер Перегрин, – поклонился я. – Надеюсь, это не последняя наша встреча.

Он весь засветился. Сейчас Перегрин выглядел как обычный мальчик своих лет – и опять он живо напомнил мне себя самого, не по годам смышленого, ищущего понимания во враждебном мире.

– Если лорду Роберту понадобится еще один паж, – сказал он, – или кто-нибудь для работы по дому, ты вспомни обо мне. Я ведь умею не только кормить лошадей, если что.

– Буду иметь в виду, – заверил я его и зашагал вниз по тропинке, а ветер все кружил листья у моих ног.

Я обернулся. Перегрин исчез, однако вместо него появился кое-кто другой. Краем глаза я заметил две фигуры, крадущиеся за деревьями по обе стороны от меня. В руках они сжимали кинжалы. Я резко развернулся, намереваясь кинуться обратно, но не успел. Преследователи набросились на меня. С воплем я беспорядочно замолотил по воздуху руками и даже умудрился попасть кому-то в пах. Мощный удар в челюсть свалил меня с ног. В глазах потемнело, и я услышал, как холодный голос произнес:

– Достаточно. Крови не нужно.

Нападавшие отступили, один из них держался за пах, бормоча ругательства. Несмотря на сильную боль в челюсти, я сумел выдавить смешок.

– Боюсь, без крови не обошлось, – обратился я к обладателю голоса, – кажется, мне выбили зуб.

– Ничего, заживет. – Он швырнул мне шляпу. – Вставай. Потихоньку.

Он шагнул ко мне. Теперь я разглядел плащ, болтающийся на тощих плечах, и тут же опознал его владельца: собственной персоной мастер Уолсингем. При свете дня он казался еще суровее, чем при луне. Судя по тембру голоса и отсутствию морщин на землистом лице, он был едва ли старше меня, однако производил впечатление умудренного опытом человека, не совершающего необдуманных поступков. Теперь-то мне было понятно, что имел в виду Сесил, называя его «хорошо подготовленным» для сопровождения ее высочества. Телохранителем Уолсингем действительно был первоклассным.

– Можно было сначала поговорить со мной, – заметил я.

– Ты мог сбежать или оказать сопротивление, – возразил он и предупредил: – Мои люди способны выбить зуб и вообще на все способны.

Его головорезы вцепились в меня с обеих сторон так, что я не мог вытащить собственный кинжал. Один из них грубо схватил меня, но, когда я попытался вырваться, другой быстро набросил мне на голову мешок и связал руки. После этого они стащили меня с тропинки и повлекли в направлении, как мне казалось, противоположном от дворца.

Не сбавляя шага, они вели меня через охотничий парк, по извилистым улицам, где слышался грохот колес вперемешку со стуком каблуков о булыжник, криками уличных торговцев и завываниями нищих. Я чувствовал запах гнили, исходивший от Темзы. Затем меня принялись впихивать в какую-то дверь; я сопротивлялся и заработал удар в ухо. После этого был коридор и снова дверь, и наконец я остановился, пошатываясь, в неожиданно тихом месте, где пахло апельсинами. Мне доводилось пробовать апельсин когда-то очень давно. Никогда этого не забуду. Апельсины привозили к нам из Испании, и их могли позволить себе только люди с изысканным вкусом и большим кошельком.

Мне развязали руки. Дверь за спиной захлопнулась. Я стащил с головы мешок. За окном простирался разбитый на берегу реки сад: ивы склоняли ветви к кованым скамейкам и самшитовой изгороди. Возле окна стоял письменный стол; сидевший за ним человек поднялся мне навстречу, и я сразу узнал его.

– Так это вы, – только и смог выдохнуть я.

– Боюсь, это действительно я, – сказал секретарь Сесил. – Прошу простить за не слишком вежливое обращение. Уолсингем полагал, лучше не давать тебе возможности отвергнуть мое приглашение.