Тот усмехнулся. Сел. Выпрямился на кресле, как на жестком стуле, не откидываясь на спинку. Расправил туго накачанные плечи, помял ладонью широкое лицо с маленькими темными глазками и развалистым славянским носом. Бабай видел – Леха всерьез озабочен и начинает злиться…

В агентстве «Нас рать!» Федоров числился заместителем генерального директора. На деле отвечал за тайные операции. Единственный, кроме самого директора, кто по-настоящему посвящен во все их дела-делишки. Если Бабай кому-то и доверял, то ему. Слишком многим повязаны с давних времен бесшабашного гопничества, когда бывший прапорщик ВВС Алексей Федоров примкнул к криминальной бригаде бывшего старшего сержанта пограничных войск Антона Бабайцева. Если вспоминать, так Леха, Вано да еще пара человек – все, кто уцелел с тех лихих времен. Остальных или постреляли, или сидят, как гвозди, по самую шляпку.

Бабай помнил, Федоров тогда упрямо не хотел брать себе кличку, так и остался Лехой, что сильно удивляло правильных пацанов. Почему – не объяснял, отделываясь невразумительным: «Не нравится». Еще больше настораживало, что бывший прапор аэродромной обслуги – технарь, в сущности, гайки-винтики, – метко стреляет с обеих рук и классно дерется. Смелый, безжалостный, но и отступить умеет, когда паленым потянет. Значит, не только руки-ноги, мозги тоже есть. Хорош кадр, уж слишком хорош… Пьет редко, в зюзю не надирается, выкуривает несколько сигарет в месяц. Единственная слабость – бабы, увидит смазливую мордашку – слюной капает. И ведь клюют же привередливые московские девки на эту картофельную тамбовскую рожу, и даже не все за деньги…

Задуматься – самая позволительная слабость для опера под прикрытием: и слишком правильным не выглядит среди отморозков, и голова остается ясной, можно смотреть-стучать. Да, первое время Бабай сильно сомневался на его счет – не засланный ли казачок? Всерьез собирался прижмурить малого, чтоб не думалось нехорошего… Да, повезло тогда Лехе, чудом в ямку не сковырнули. Начался очередной передел, и отставной прапорщик налил столько крови, что Бабай, наконец, перестал сомневаться. При Лехиной любви к сицилийской удавке – какой уж тут опер, просто псих отмороженный.

Когда чуть позже они под настроение зацепились языками за пузырем, Леха неожиданно разот-кровенничался. Рассказал, что с десяти лет мечтал служить в десантуре, готовился – кроссы, тир, турник, рукопашка. В итоге от перенапряжения лопнул какой-то сосуд в глазу, так что на медкомиссии в училище ВДВ его забраковали по зрению. В военкомате он тоже просился в десант, но военком ухмыльнулся и законопатил в обслугу секретного аэродрома. Пошутил, сука, сделаем тебе небо, только снизу… Нет, ничего, в армии ему нравилось, не зря после срочной остался прапором. Но через пару лет почувствовал – все, край! Вроде и служба не пыльная, тащили кое-что со складов, бабло шелестело, и спирт всегда дармовой, но вместо драйва – полный штиль в жизни. Еще немного, и загудит он до черных соплей или повесится. Вот и уволился. Думал податься куда-нибудь в наемники или в секьюрити, а тут бабаевская бригада подвернулась. В бандитах, конечно, движуха. Нравится.

«Широк русский человек, никогда мимо петли не пройдет, чтоб голову туда не сунуть!» – про себя усмехался Бабай, слушая эту исповедь. С того вечера он окончательно поверил Лехе. Знал, встречаются такие – бойцы от природы, которым для полного счастья в жизни нужно семь бед – один ответ. Очень скоро Леха Федоров стал вторым человеком в их криминальной бригаде…

– Ты нотариусу звонил? – спросил Бабай, обрывая воспоминания. Подумал, что-то в последнее время стал слишком часто вспоминать прошлое. Или устал, или постарел. А скорее – всё вместе.

– А то! Нотариус сказал – от нашего предложения Обрезков отказался, понес какую-то пургу про миллион евро, мол, столько хочет. Еще нотариус говорил – я свое дело сделал, теперь умываю руки. Вы, говорит, Алексей Иванович, понимаете, что ввиду своего положения я не могу быть замешан во что-либо противозаконное.

– Вот сволочь! Как бабки получать – он знает, как до дела дошло – обратку крутит.

– Говно мужик, – коротко подтвердил Леха.

– Значит, размажем! – Бабай хлебнул еще коньяка. Потряс головой, шумно выдохнул. – Миллион евро, значит…

– Охамел.

– Правильно говорят, хочешь сделать хорошо – делай сам. Надо ехать в Скальск, Леха, самим ехать. Возьми четверых-пятерых из проверенных – и айда.

– Когда тронемся? Завтра?

– Как только – так сразу, твою дивизию!.. Сейчас, Леха, сейчас! Вызывай пацанов.

Зам невозмутимо кивнул и взялся за телефон.

– Надо ехать в городок… – задумчиво начал Бабай.

– Путь туда не так далек, – закончил Леха, не прекращая набирать номер.

Это их старая игра. Бабай начинает фразу, Леха придумывает рифму. Потому что поэт.

Когда Бабай первый раз узнал, что его крутой зам ко всему прочему стишки кропает, то ржал до икоты: «Я поэт, зовусь Кукушкин, я почти как Саша Пушкин…» Леха оставался невозмутим. Объяснил, что на большую поэзию он не претендует, поэзия, которая в книгах, – это ведь рассуждения ни о чем. А ему нравится писать конкретно, по делу – к юбилеям, дням рождения, свадьбам, похоронам. Просто нравится складывать слова так, чтоб звучали. Мол, обычные вроде слова, а сложишь, в них как будто смысл другой появляется. Именно тогда Бабай начал: «А срифмуй-ка мне, поэт Леха…»

Нравится ему… Вот тоже, рифмоплет-душитель…

Бабай вздохнул и долил в бокал остатки коньяка из бутылки. Ехать все-таки не хотелось. Гнилая какая-то ситуация. Пойди туда – не знаю куда, за тем – не знаю зачем… Понять хотя бы, что за тайны Земли и Неба в этой чертовой книге?!

* * *

В Скальск выехало восемь человек на трех машинах. Бабай привольно раскинулся на заднем сиденье своего немецкого автозверя – в машинах поменьше при его росте и габаритах просто тесно, щедро хлебнул из горлышка взятого на дорожку коньяка и опять глубоко задумался…

Самое смешное, он никак не мог вспомнить, откуда в его жизни возник Закраевский. Вроде бы кто-то порекомендовал. Понятно, что порекомендовали, с улицы к нему никто не приходит. Но – кто, как, когда? Не мог, будто отрезало. Хотя на память Бабай никогда не жаловался, хоть трезвый, хоть пьяный всегда помнил всё. Такая неопределенка, если подумать, тоже фактик в папочку…

Бабай помнил – для начала он выполнил несколько поручений Закраевского. Ничего особенного, обычные тёрки между сильно богатыми, которым самим руки марать уже не по чину. Работа привычная, оплата щедрая – чего еще? Тогда считал – повезло. Он сам не заметил, как Север стал его главным и, по сути, единственным заказчиком. Шефом! Деньги, конечно, они виноваты. Разноглазый по-прежнему платил так, что ничего другого и желать не нужно. К тому же пару раз погасил неприятности с прокурорскими. Референт министра финансов – не комар чихнул! И не простой референт – министр сам смотрит в рот олигарху. Потому что должность должностью, а Закраевский – это деньги, большие деньги. Без денег в нашей стране нельзя чувствовать себя сильным. Или же, как и многие, министр просто боится Севера… Словом, по-любому – под такой крышей точно не протечет.