– Да, конечно, – кивнула Яна.

– Вот и славно.

Вскоре автомобиль остановился у скромного коттеджа с небольшим участком земли. Мужчина открыл ворота, заехал в гараж и помог Яне выйти из машины.

– Поднимайтесь по ступенькам и окажетесь на кухне.

Яна поднялась по лестнице и открыла обшарпанную дверь. Обстановка в доме была удручающей. Она уже давно не видела такую мебель-развалюху, стол, застеленный драной клеёнкой… Словно кто-то свёз все ненужные вещи в одно место.

– Располагайтесь. Я сейчас чай заварю, выпьем и поедем в город, – сказал мужчина.

Яна села на холодный неустойчивый стул и вздохнула в ожидании горячего чая.

Самым раздражающим был резкий запах плесени и каких-то химикатов, ударяющий в нос. От этого сильно тошнило. Последнее, что Яна помнила, это улыбающегося водителя, наливающего ей чай.

Цветкова чихнула, открыла глаза и осмотрелась. Она находилась в тёмном сыром подвале. Под потолком еле светилась тусклая лампочка, почти не разгоняющая темноту, а сгоняющая ее по углам. Кроме груды мусора и небольшой лестницы, ведущей наверх к двери, она ничего разглядеть не могла.

«Не может быть, чтобы это опять со мной произошло. Нет, я еще сплю! Сейчас я ущипну себя и… И ничего кроме синяка не останется», – почти сразу поняла Цветкова.

Она поднялась, держась за стену, и двинулась по ней к двери. Почему неизвестный водитель решил похитить ее и спрятать в подвале? То, что это сделал именно он, Яна не сомневалась. «Хотя я ведь отрубилась… Может, в доме кто-то был? Но в любом случае, этот водитель привез меня сюда, а значит, всё равно замешан», – думала Цветкова, спотыкаясь на ровном месте.

Голова у нее кружилась, а ноги плохо слушались. Понятно, что она была отравлена какой-то заразой.

Яна нашла обломок кирпича, и, еле удерживая его в руке, поднялась по лестнице и встала так, что если в подвал войдут, она окажется за дверью.

Она решила ударить первого, кто появится, и пока он будет катиться вниз по лестнице, вырваться наружу. Это был единственный шанс. Оставалось только ждать.

Яна с лестницы окинула взглядом помещение. Ни рваного матраса, ни ведра, ни воды она не увидела. А это наводило на определённые мысли: возможно, никто и не придёт за ней в этот подвал, а долго без воды Яна не протянет.

«Ведь меня и искать не будут… А если и будут, то кому придёт в голову искать меня в этом захолустье?» – подумала она в полном расстройстве и опустилась на ступеньку, прислонившись спиной к двери и погружаясь в некую полудрёму.

Сколько прошло времени, Цветкова не знала. Она то проваливалась в забытьё, то просыпалась. Силы ее явно покидали, а вот отчаяние росло как снежный ком. Но когда она услышала топот ног за дверью, голова мгновенно заработала. Шаги приближались. Яна вскочила и подняла руку с кирпичом над головой.

– Ну, держись, паразит! – прошептала она.

Дверь выбили мощным ударом, и Яна опустила кирпич на голову вошедшего.

– Чёрт! – раздался знакомый до боли в сердце голос, и кто-то покатился вниз по лестнице.

– Мартин?.. – Яна смотрела упавшему вслед, и ее взгляд напоминал взгляд жены моряка, провожающую мужа в дальнее плавание.

Муниципальные больницы Санкт-Петербурга мало чем отличаются от муниципальных больниц в Москве. Разве что находятся в более старых, требующих срочного ремонта зданиях да хуже оснащены. А вот жители Северной столицы отличаются от москвичей существенно. Петербуржцы более сдержанны, не так распущены и ведут себя тише, что в радости, что в горе. Они любят пребывать наедине со своими проблемами и радостями. Жизнь в Северной столице размеренная, стабильная и спокойная, а в Белокаменной напротив – динамичная, суетливая и даже агрессивная. Москве, притягивающей огромное количество мигрантов, свойственна высокая степень толерантности. А Санкт-Петербург более нетерпим ко всему чужеродному. Питер – город северный, и люди здесь живут холодноватые, закрытые. Яна же была москвичкой, совсем другим человеком. Душа нараспашку, она была готова вступиться за первого встречного и от людей ждала того же.

На следующий день после изволения из подвала Цветкова с букетом цветов заявилась в морг городской больницы Санкт-Петербурга. На звонки и стук в дверь долго никто не отвечал. Яна уже отчаялась ждать, когда дверь наконец-то открылась и перед ней возник малоинтеллигентного вида мужчичок лет пятидесяти пяти, с чёрной щетиной на щеках и ёжиком седых волос. Лицо его было изборождено морщинами, а тёмные заплывшие глаза с трудом фокусировались на Яне. Зато когда он все-таки рассмотрел, кто перед ним, глаза расширились от удивления.

Ему лучезарно улыбалась высокая, худая голубоглазая блондинка. Длинные светлые волосы развевались от порывов холодного ветра. От красотки пахло дорогими духами, а в руках она держала огромный букет ромашек, которые неизвестно где достала зимой. Но больше всего мужчину поразило выражение ее лица. В нем было столько ожидания какого-то чуда, словно эта яркая, красивая женщина заявилась не в морг, а в резиденцию Санта-Клауса.

– Здравствуйте. Меня зовут Яна. А вас?

– Яков Валентинович, – удивлённо проскрипел мужчина. – А вы…

– А я к вам, – засияла улыбкой Яна. – И этот букет вам.

– Мне? Спасибо, конечно… Но за что?

– Вы позволите войти? А то я уже замёрзла.

– Заходите. – Яков Валентинович, прижимая к животу букет ромашек, отступил в сторону. – Прошу… Удивлён… Чем могу?.. – Он захлопнул за Яной дверь.

Яна простучала каблуками по кафельному полу по коридору. Яков Валентинович невольно двинулся вслед за незваной гостьей.

– И всё же… вы что-то хотели?

– Вы патологоанатом? – спросила Цветкова, усаживаясь на медицинскую кушетку.

– Я-то да. – Он почесал затылок рукой, свободной от букета.

Яна достала из сумки бутылку водки.

– А я тоже медик! Стоматолог, – и она улыбнулась самой располагающей улыбкой в мире.

Яков Валентинович так пытался сконцентрироваться на происходящем, что даже морщины на его лице, казалось, стали еще глубже.

– Понимаю, водка не впечатляет. В вашем же распоряжении море спирта, – по-своему расценила его реакцию Цветкова и вытащила из сумки бутылку коньяка. – Ву-а-ля! За знакомство!

– У меня и закусить нечем, – развёл руками патологоанатом. – Так чем могу служить?

– Есть шоколадка, – успокоила его Цветкова, зашуршав обёрткой. – Я почему к вам пришла-то? У меня человечек здесь лежит… А у вас такие церберы на входе, словно не больница, а режимный объект. Так всё строго, по расписанию, а я не вписываюсь ни в какое расписание… – щебетала она.

Яков Валентинович нахмурился.

– А лежит здесь, в морге? Так сюда никого не пускают, – и он поставил на стол медицинские мензурки.