Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вероника, не преувеличивай, я просто делал свою работу. Хорошо, что всё обошлось, – несколько отстранился от нее Мартин.
– Ты же не знал, что это муляж гранаты. А если бы она взорвалась? Ты мог бы погибнуть, спасая меня, – не успокаивалась Вероника.
– В этом и заключается моя работа. Конечно, высшее достижение – спасти клиента и выжить самому, но в экстренных ситуациях, когда другого выхода нет, должен выжить клиент. Это главное, – ответил Мартин.
– А твоя Яна…
– Давай не будем о ней.
– Но это же она довела тебя до больничной койки и лишила меня телохранителя? – капризно сдвинула брови Вероника.
– Это вышло случайно. За это я и люблю эту женщину. Она может постоять за себя, – сказал Мартин, и в палате воцарилось тяжёлое молчание.
Вероника переглянулась со Стефанией Сергеевной и выдохнула:
– Любишь?! Ты это серьёзно?
Стефания Сергеевна строго посмотрела на нее.
– Что ты пристала к больному человеку? Как ты себя чувствуешь, сыночек? – Она взяла Мартина за руку.
Он ответил ей лёгким рукопожатием и улыбнулся.
В этот момент в палату вошёл невысокий мужчина с седым ёжиком на голове и в медицинском халате. Он строго посмотрел на Мартина из-под кустистых бровей.
– Мартин Вейкин?
– Да.
– Я должен вас осмотреть. Так, голова. Шум в ушах? Головокружение? Тошнота? Потеря памяти? Галлюцинации?
– Всего понемногу. Но до потери памяти и до галлюцинаций не дошло, – ответил Мартин.
Яков Валентинович, а это был именно он, осмотрел его голову.
– У меня такого еще не наблюдалось, – прокомментировал он.
– Что-то серьезное?! – ахнула Стефания Сергеевна, прижимая руки к груди.
– Нет, наоборот. А что у нас с телом? Так… Спина, бок…
– Больно. Ой, и здесь больно.
– Ну, хорошо, что лёгкие не задеты. Заживёт, – подытожил Яков Валентинович.
– Я надеюсь… – ответил Мартин.
Стефания Сергеевна не сводила с сына встревоженного взгляда.
– А вообще, выглядите вы молодцом, – заключил врач.
– Лучше бы он чувствовал себя хорошо, – отметила Стефания Сергеевна.
– Будет чувствовать… куда денется… Надеюсь, вы ни на кого не держите зла? – спросил Яков Валентинович.
– Вы кого-то конкретно имеете в виду? А вообще, я человек не злопамятный, – ответил Мартин.
– Ну, славненько! Надо уметь прощать, тем более мы все не без греха. – Яков Валентинович решил проверить пульс Мартина, но неожиданно пошатнулся.
– Аккуратнее… – поддержал его Мартин и улыбнулся: – Доктор, а вы что, выпивши?
– Безобразие, – отметила Стефания Сергеевна, а Вероника хихикнула.
– Я совсем чуть-чуть… от благодарных пациентов, это святое, – ответил Яков Валентинович и ретировался из палаты, при этом столкнувшись с лечащим врачом Вейкина, хирургом-травматологом Георгием Олеговичем Смирновым.
– Ну, здравствуйте, пациент, – сказал доктор, войдя в палату. – Как себя чувствуете? И что здесь делал мой коллега? – спросил он.
– Осматривал моего сына, – ответила Стефания Сергеевна. – А что?
– Интересно… А почему вас осматривал наш патологоанатом? – удивился Смирнов. – По-моему, передавать вас в его руки еще рано.
– Вы в своем уме?! – взвизгнула Стефания Сергеевна. – Как можно допустить, чтобы больного человека осматривал патологоанатом? К тому же нетрезвый!
– Случай удивительный. Но вы успокойтесь, я разберусь, – пообещал хирург.
– Особенно пугает то, что алкоголь ему дарят благодарные пациенты, – захохотал Мартин.
– Безобразие! Форменное безобразие! – продолжала сокрушаться Стефания Сергеевна, не понимая веселья сына.
– Наконец-то я вернулся в родные пенаты, – с удовольствием потёр руки Яков Валентинович. – Чуть не спалился! Проверил я твоего пострадавшего, – обратился он к Яне как к старой знакомой. – Жить будет, и, судя по внешнему виду и обаятельной улыбке, хорошо жить.
– Я не его улыбку просила тебя оценить, – смутилась Цветкова.
– Голову я тоже оценил. Кость не повреждена. Память не отшибло, чувство юмора в порядке.
– Он один в палате? – поинтересовалась Яна.
– Его навестила дама элегантного возраста и… – Патологоанатом осёкся.
– И кто еще?
– Молоденькая блондинка. Такая… – он показал величину бюста жестом.
– Понятно. Вцепилась в него, словно клещ! – воскликнула расстроенная Яна.
– Это та самая, с кем ты его застала? – догадался Яков Валентинович.
– Да, она… Вроде как он ее охраняет.
– А ты с ума сходишь от ревности? Это до добра точно не доведёт. Я провёл с ними мало времени, но мне их отношения нежными не показались.
– Он же мужчина, а вы все одинаковые, – вздохнула Цветкова.
– Впрочем, как и женщины, которые всё хотят усложнять, – ответил Яков Валентинович, усмехаясь.
Они выпили еще, и Яна поняла, что явно хватила лишнего. Ее элементарно развезло.
– Чего я так напилась-то? – удивилась она.
– А я бодрячком! Ты, наверное, еще от своей отравы не отошла, а тут и алкоголя добавила. Вот и плохо, – со знанием дела пояснил Яков Валентинович.
– Хорошо, что ты сейчас до этого додумался. Почему бы заранее не предупредить? Ой, голова такая тяжёлая!
– Извини… Не подумал. Ты приляг вон на секционный стол, отдохни… Сюда уже никто не придёт. Давай я тебе помогу. Вот. Ногу поднимай. Ап! Ага… Ложись. Одеяло положи под голову, и я накрою тебя простынкой. Всё чистое, не волнуйся. – Патологоанатом проявил истинную заботу, укладывая свою гостью на стол.
– Притуши свет, прямо глаза режет, – попросила Яна.
– Хочешь, я капельницу поставлю? – предложил Яков Валентинович. – Легче будет.
– Обойдусь. Ой, хорошо, ты свет выключил, а то бьёт прямо по мозгам. Чёрт! – вдруг закричала Яна.
– Что?! – испугался Яков Валентинович, кинувшись к ней на крик.
– Я же на спектакле должна быть!
– На каком спектакле? – не понял патологоанатом.
– В театре! Генеральная репетиция! Через час начинается.
– Ну, так давай такси…
– Да я встать не могу. Охо-хо! Я же своих подведу! Они такие счастливые были, что из маленького провинциального городка выбрались в Санкт-Петербург! И сегодня прогон, последний перед премьерой, а там пойдут спектакли один за другим, а с ними и заработок! А теперь из-за меня всё накроется. Ужас! Яков Валентинович, дорогой мой человек, спасите меня и труппу очень хороших артистов! Мы же почти друзья! – с отчаянием воскликнула Цветкова, нервно сминая край простыни.