— Восхитительная моя Раби, — поприветствовал Сократ ее сегодня, — я всегда с нетерпением жду, когда мне представится возможность выслушать твои мудрые речи. Вот сейчас час дня, понедельник, почти все семилетние дети в это время в школе, однако ты сидишь дома…

— У меня ветрянка, — сказала Раби, протянув руку в пятнышках. — Видишь?

— О, еще одна причина, почему я хотел бы учиться у тебя. Болезнь мешает тебе получать образование, ради которого общество пошло на такие жертвы. Многие в твоем положении стали бы отдыхать, чтобы как можно скорее поправиться, или почитали бы, чтобы не забыть науки, или воспользовались преимуществами «Улицы Сезам»[55], чья серия скоро начнется по тринадцатому каналу. Ты же, Раби, — следуя какой-то несомненно гениальной цепочке умозаключений, — выбрала вместо этого просмотр жестоких мультиков, в которых кролики, койоты и земляные кукушки сбрасывают друг на друга валуны[56]. Если бы ты только поделилась со мной своими логическими рассуждениями, я бы мог восхвалять твой ум и добродетель перед другими детьми на Территории трех штатов[57]…

— Ты знаешь, что я тут на днях читала? — прервала его Раби. — Сама, в школе нам не задавали. Книгу по греческой мифологии, это что у вас было вместо мультиков, когда ты был в моем возрасте. И знаешь, что я узнала? Что бог по имени Кронос взял серп и сделал отца импотентом. Импотентом. Это лучше или хуже того, что на койота бросают булыжник?

Закрывшись наушниками от их спора, Лекса попросила компьютер запустить программу под названием «Графика — Слил/Залил».

— Выполняю, — сообщил компьютер и нарисовал на главном мониторе полосу комиксов с лицами семи кандидатов в президенты от демократической партии, расположив их так, словно они сейчас начнут дебаты. Когда Лекса положила листы с их ходульными речами в оптический сканер, над фигурами появились рамочки с текстами, пропорциональные многословности каждого кандидата. Самое большое окошко получилось у Престона Хакетта, оппортуниста, — он был темной лошадкой, и в разных заявлениях называл своей родиной восемнадцать штатов, включая Бельгию, которую, по всей видимости, приняли в Союз, пока никто не видел.

— Готовность отбраковки? — сказала Лекса.

— Готов к выборке. Средняя длина речи до отбраковки — 3617 слов.

— Выбрасывай приветствия, шутки и ненужные исторические отступления. А также данные и статистику, которая не поддерживает напрямую их политическую позицию. Убери банальности и нелогичные выводы. Вырезай повторения очевидных фактов. Сократи языковые излишества. Вырежь недостоверные заявления и откровенную ложь. Но эти пункты пометь, потом пригодятся.

— Выполняю, — сказал компьютер, и текстовые окошки резко сократились. — Выбраковал. Теперь средняя длина речи составляет 207 слов.

— Выбрось и пометь невыполнимые обещания. А также обещания, сформулированные слишком расплывчато.

— Каков порог допустимой расплывчатости?

— Давай не слишком строго. Вырезай все, что ниже четырех по шкале Тэтчер «Гм-м-да».

— Загружаю параметры шкалы. Выполняю. — Окна сжались до крохотных кружочков. — Операция завершена. Теперь средняя длина речи составляет 22 слова.

Лекса взяла лазерную ручку и указала на изображение кандидата Хармона Фокса. Фокс зачитал голые остатки своей подрезанной речи: «Если меня изберут, я подниму налоги для богачей, сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения и посажу миллион деревьев».

Лекса перевела луч на Нэна Шеффилда. «Если меня изберут, — пообещал он, — я подниму налоги для богачей, сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения и посажу два миллиона деревьев».

Кто больше. Лекса ткнула в идущего следом Престона Хакетта и, к собственному удивлению, услышала самую короткую на данный момент речь: «Если меня изберут, я подниму налоги для богачей и сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения».

— А про деревья ничего? — спросила Лекса.

— Единственное заявление Хакетта насчет деревьев, — ответил компьютер, — заключалось в том, что он планирует восстановить лес на Великих равнинах. Оно было вырезано.

— Вставь его назад. Найди и верни на место.

— Готово.

— Теперь сделай постраничный просмотр, ширина колонок стандартная. В боковое поле вставь речи кандидатов, оставь место на рисованные карикатуры. Рабочее название статьи: «Ослы заблудились в лесу».

Следующие полчаса Лекса печатала. Клавиатурой ей служила печатная машинка «Ремингтон Рэнд» 1952 года, единственная вещь, которую тут нельзя было назвать новинкой техники. Лексе просто нравилась металлическая тяжесть клавиш и стук литерных рычагов по пустому валику; встроенные в корпус датчики давления переводили сигналы от клавиш в компьютер. Под клавишей пробела «Ремингтона» был красиво, будто кисточкой, выведен «Жидкой Бумагой» девиз: ХОРОШАЯ СЛЕДСТВЕННАЯ ЖУРНАЛИСТИКА УЖЕ В ПРОШЛОМ.

К тому времени, как Лекса закончила статью, дочь уже побила доводы Сократа и смотрела, как Багз Банни пытается сделать то же самое с Элмером Фаддом[58]. Убедившись, что морали ребенка ничто не угрожает, Лекса переслала копию статьи в главный манхэттенский офис «Межгорода», а также Эллен Левенгук, своему блистательному фотографу отправленной на задание в Вашингтон. Потом велела компьютеру «сгрести листья во дворе» — это была кодовая фраза, по которой запускался универсальный поиск интересных новостей: слово «интересный» определялось постоянно развивающимися параметрами, файл которых был с небольшой словарь.

— Номер первый, — сообщил компьютер секунд через тридцать, приглушая имитацию звука старинного телетайпа ЮПИ[59]. — Ревизор общественного мнения «Промышленных Предприятий Ганта» только что объявила о бессрочном переносе, как она выразилась, «нашего проекта по сохранению Антарктики» по причинам «необузданной террористической деятельности».