Лючия стояла над ними, как старший сержант, и у Тонино не было ни малейшей возможности улизнуть. Пришлось вместе со всеми тащить тарелки и столовые приборы на кухню, где, к его удивлению, Лючия приказала разложить их рядами на полу. Затем Лючия поставила ребят тоже в ряд, лицом к грязной посуде.

Она была очень довольна собой.

— Ну вот, — сказала она. — Мне всегда хотелось испробовать одну штуку. Патентованный метод Лючии Монтана: «мытье посуды без хлопот». Сейчас скажу вам слова. Они восходят к «Капронскому Ангелу». Все должны петь вместе со мной…

— Так уж и должны? — спросила Лина, самая незаконопослушная девочка.

Лючия ожгла ее полным презрения взглядом.

— Если кое-кто, — заявила она побеленным потолочным балкам, — не способен отличить божий дар от яичницы, то он волен убираться к Петрокки.

— Я только спросила, — пробормотала Лина.

— Ладно, помалкивай, — отрезала Лючия. — Слушайте заклинание.

Минуту спустя все они громко пели:

Ангел, вымой нам тарелки,

Вымой вилки и ножи!

Их тебе помыть — безделка.

В просьбе нам не откажи.

Поначалу вроде бы ничего не происходило. Немного спустя стало ясно видно: с тарелок медленно, но верно сходит оранжевый жир. Еще немного спустя спагетти, прилипшие ко дну самой большой кастрюли, начали раскручиваться и извиваться, как черви. Вот они, извиваясь, полезли через край кастрюли и, шлепаясь на каменный пол, уползали в помойное ведро. Вслед за ними туда ручейками стекали оранжевый жир и растительное масло.

Хор запнулся: певцов разбирал смех.

— Пойте, пойте! — велела Лючия.

И они пели.

На ее беду, гул докатился до Скрипториума.

Тарелки все еще оставались бледно-розовыми и порядком жирными, когда в кухню ворвались Элизабет и тетя Мария.

— Лючия! — крикнула Элизабет.

— Ах вы, нечестивцы сопливые! — набросилась на них тетя Мария.

— Не понимаю, что тут такого, — удивилась Лючия.

— Она не понимает… У меня слов нет, Элизабет! — возмутилась тетя Мария. — И как это я умудрилась почти ничему ее не научить! Или так плохо научить! Заклинание не замена свершения. Заклинание должно помогать свершению. А главное, как это ты позволяешь себе использовать «Ангела» — самую значимую песню в Италии! — будто какой-то обыкновенный старинный мотив. Я… я готова надрать тебе уши, Лючия!

— И я тоже, — сказала Элизабет. — Неужели тебе непонятно, что нам сейчас нужна вся наша доблесть — все объединенные воедино силы Дома Монтана? А вы здесь распыляете их для кухонных дел!

— Поставь тарелки в мойку, Паоло, — приказала тетя Мария. — Ты, Тонино, подними кастрюли. Остальные, соберите ложки и ножи с вилками. Так. А теперь извольте вымыть их, и как следует вымыть.

Присмиревшие, они немедленно подчинились. Лючия хотя и присмирела, но вся кипела внутри. А когда Лина шепнула: «Я же тебе говорила», — она швырнула тарелку на пол и еще наступила на осколки.

— Лючия! — крикнула тетя Мария, сверкнув на нее глазами.

В таком гневе никто из ребят ее никогда не видел: казалось, сейчас она даст Лючии затрещину.

— А откуда мне было знать? — разбушевалась Лючия. — Никто никогда не объяснял, никто ничего такого про заклинания не говорил.

— Да, но ты прекрасно знала, что этого делать нельзя, — уличила ее Элизабет, — даже если не знала почему. А вы все перестаньте хихикать. Тебе, Лина, это тоже урок.

Все то время, что они «как следует» мыли посуду — а это заняло не меньше часа, — Тонино утешал себя: «Потом я наконец засяду за мою книгу».

Когда с посудой было покончено, он выбежал во двор. Но тут его перехватил Старый Никколо, быстро, несмотря на темноту, спускавшийся по лестнице.

— Предоставь мне на время Бенвенуто. Пожалуйста, Тонино, — сказал он.

Но Бенвенуто нигде не могли найти. Тонино подумалось, что он умрет от горя: дадут ли ему наконец сесть за новую книгу? Все дети включились в поиски и усердно выкликали: «Бенвенуто! Бенвенуто!» Но Бенвенуто нигде не было. Вскоре и большинство взрослых принялись за розыски, но Бенвенуто так и не появился. Антонио, уже не владея собой, схватил Тонино за рукав и стал трясти:

— Как же так, Тонино? На что это похоже? Ты ведь знал, что Бенвенуто нам понадобится! Почему ты разрешил ему уйти?

— Ничего я не разрешал. Вы же знаете, какой он, Бенвенуто, — запротестовал Тонино, тоже уже не владевший собой.

— Ну-ну-ну, — вмешался Старый Никколо, кладя свои руки на плечи сыну и внуку. — Теперь уже совершенно ясно, что Бенвенуто сейчас где-нибудь на другом конце города. Разгуливает по крыше и орет дурным голосом.

Антонио отпустил Тонино и прикрыл лицо обеими руками. Он выглядел смертельно усталым.

— Извини, Тонино, — сказал он. — Прости меня. Дай нам знать, как только Бенвенуто вернется. Вот так.

И вместе со Старым Никколо поспешил в Скрипториум. При свете фонаря, под которым они проходили, было видно, какие у них застывшие, озабоченные лица.

— Нет, не нравится мне война, — сказал Паоло. — Пойдем в столовую, сразимся в настольный теннис.

— Я почитаю мою книгу, — твердо заявил Тонино.

И подумал, что, если случится что-нибудь еще и ему опять помешают, он станет второй тетей Джиной.

Тонино читал половину ночи. Все взрослые, не щадя сил, трудились в Скрипториуме, и отослать его спать было некому. Попробовала Коринна, когда покончила с домашними уроками, но Тонино так погрузился в чтение, что даже не услышал ее. И Коринна деликатно удалилась, считая, что, раз книга получена им от дяди Умберто, она, наверное, ученая.

Ученой она ни в коей мере не была. В ней рассказывалась интереснейшая история — самая захватывающая из всех, какие Тонино когда-либо читал. Начиналось все с того, как мальчик по имени Джорджо шел из школы домой, минуя таинственный переулок вблизи доков. И вот, когда Джорджо проходил мимо облупленного синего дома, стоявшего в конце переулка, из одного окна на фасаде выпорхнул клочок бумаги. В нем содержалось таинственное послание, которое сразу вовлекло Джорджо в ряд необычайных столкновений с врагами его родины. Одно увлекательнее другого.

Далеко за полночь, когда Джорджо как раз вступил в единоборство с врагом, Тонино услышал, что отец с матерью укладываются спать. Пришлось и ему, покинув раненого Джорджо, нырнуть в постель. Всю ночь Тонино снились записки, выпархивающие из окон облупленных синих домов, Джорджо, который превращался то в самого Тонино, то в Паоло, и подлые враги, почти все рыжебородые и черноволосые, как Гвидо Петрокки. И это так взвинтило Тонино, что, проснувшись с восходом солнца, он не смог снова заснуть и принялся читать.