Положение флота и люфтваффе было совершенно другим. Их действия, их успехи или поражения на море или в воздухе не оказывали непосредственного воздействия на ведение сражений армии. Если тонны кораблей тонули или сбивалось множество самолетов, то никто особенно не должен был об этом знать. Но если армия сдавала позиции или даже несколько деревушек, то это невозможно было скрыть от вождей.

Флот и люфтваффе сохранили своих главнокомандующих и основной состав высшего командования, их внутренняя структура оставалась почти незатронутой. Геринг и Дёниц после отставки Редера считались «надежными», и по этой причине их ветви вермахта оставались нетронутыми. Каждый сохранял свободу действий в своей области. Геринг и Дёниц, естественно, сполна пользовались этим, оттягивая на себя ресурсы армии, у которой не было центральной власти, способной отстоять ее интересы. Армия стала сиротой. Неразборчивая в средствах кампания, развернутая Гиммлером против армейского командования на фронте, в которой порой принимал участие Геринг, не могла не оказывать воздействия на Гитлера.

Двух примеров может быть вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать легковесность и непрофессионализм Геринга. Прежде всего именно он безответственно пообещал, вопреки совету своего Генерального штаба и местного командующего фронтом Рихтгофена, снабжать 6-ю армию под Сталинградом с воздуха[18]. Он целиком отбросил в сторону предупреждения, что на переоснащение и сбор сил воздушного транспорта уйдет по крайней мере две недели, прежде чем переброска грузов по воздуху станет эффективной. А еще в марте 1943 года Геринг хвастался, что он «сможет вытурить Эйзенхауэра из Африки за несколько дней, если только Гитлер передаст ему верховное командование в Средиземном море на двадцать четыре часа»!

Дёниц, также отстаивая интересы флота, был ответственен за более чем один нанесенный армии ущерб, хотя, естественно, он не пользовался теми же методами, что Гиммлер или Геринг. В марте 1944 года он довел до сведения своих приближенных в циркуляре, что убедил Гитлера, что Крым необходимо удержать. В результате германский флот не отошел вовремя и вся 17-я армия была потеряна.

Одна из причин совершенно бессмысленного решения – удерживать целую группу армий в Латвии, в противовес настоятельным и срочным требованиям Гудериана, – заключалась в том, что Дёниц объявил морские зоны Балтики незаменимыми для обучения экипажей подводных лодок. Просьба Рундштедта, чтобы ему разрешили покинуть голландский берег, также была отвергнута, потому что флоту он был нужен на как можно большее время по причине морской стратегии.

Таким образом, любому можно было легче добиться своего, чем армии. Впрочем, если Гитлер хотя бы раз уступал требованиям армейских командиров, он обычно менял решение, как только они возвращались на фронт. Поэтому если кто-либо и мог повлиять на него, то это был человек, который говорил с ним в последнюю очередь. При таком положении дел неудивительно, что остальные ответвления вермахта не желали подчиняться армии на фронте. Именно по этой причине не было достигнуто единого, скоординированного командования на разных театрах военных действий. Даже Роммель в Африке или где-либо еще не мог добиться того, чтобы люфтваффе или флот были переданы под его командование. Единственное исключение было в Италии, когда единое командование короткое время существовало в 1943 году, когда до осени все три рода войск были переданы под командование фельдмаршала Кессельринга. Типично для общей ситуации было то, что такая организация дела длилась столько времени, сколько Кессельринг, как офицер люфтваффе, оставался командовать. Также характерно для Геринга, что его усилиями подчинение люфтваффе было устранено как раз в то время, когда было особенно необходимо, а именно когда сама Италия превратилась в поле битвы. Вскоре после этого подразделения морского флота на Итальянском театре военных действий также вновь были переданы непосредственно под командование Дёница. С этого времени и далее, так же как на других театрах военных действий, флот и люфтваффе требовались, лишь когда им нужно было сотрудничать с армией. Главнокомандующий группой армий получил разрешение выражать свои пожелания, однако не отдавать приказы. Между тем следует подчеркнуть, что лидеры других ветвей вермахта на всех фронтах почти всегда стремились выполнять справедливые требования армии. Но такое добровольное сотрудничество обладало лишь ограниченной ценностью. Существует достаточно примеров, когда подобные полумеры приводили к сложностям на практике.

А теперь настало время ответить на вопрос, поднятый в первой главе: почему, несмотря на великие жертвы и достижения, армия была так ограничена во власти? Причина этого факта, вопиющего по несправедливости, заключается в личности одного человека – Верховного главнокомандующего. Гитлер не доверял армии или, скорее, офицерскому корпусу. У него было непреодолимое подозрение революционера по отношению к здоровым консервативным силам. Он был глубоко разочарован, что не получал от армии той же слепой веры, которую привык получать от своих партийных функционеров. Он понимал, что офицерский корпус против его тотального и безжалостного способа ведения войны и что они пытаются крепко держаться за старые традиции германской армии. Он не мог выдерживать возражения и противоречия, утверждения о том, что те или иные его доводы неприемлемы. Именно поэтому он полностью лишил армию власти во время войны и назначил себя Верховным главнокомандующим. Поэтому и создал ваффен СС как вторую армию. По этой причине он также позволил Герингу получить в свое распоряжение вооруженные наземные силы. Поэтому в начале войны он учредил ОКВ с их театрами военных действий и превратил высшее командование вермахта не только в собственный персональный штат, но во вторую армию высшего командования. Таким образом, в вермахте не было никакого руководства, ни одного беспристрастного органа, который мог тщательно и справедливо взвесить требования разных ответвлений вермахта и различных театров военных действий. Ибо это новое ОКВ отдавало приказы только армии, в то время как флот и люфтваффе могли идти своим путем. Их главнокомандующие направляли и издавали так называемые «решения фюрера» для самих себя и совершенно отказывались от распоряжений, идущих от Кейтеля или Йодля.

Однако командующие армиями не принимали все без сопротивления, они не щелкали каблуками и не выкрикивали «Jawohl». Если бы это было так, у Гитлера не было бы причин не доверять им, выказывать им свою враждебность, следить за ними и сводить долю их власти к минимуму. Командующие с чувством ответственности – а таких было большинство – не сдавались без борьбы. Они отстаивали свои убеждения всякий раз, когда позволяла ситуация. Они боролись не на жизнь, а на смерть. Разумеется, они понимали, что у их сопротивления Гитлеру существуют пределы, ограничиваемые их долгом и военным подчинением, что, по мнению Монтгомери, также неразделимо. В соответствии с законом все офицеры, включая генералов, обязаны служить. Они не могут отказываться от службы так же, как простые солдаты или призванные на службу резервисты. Если их упрекали за то, что они не сложили оружие, что справедливо, то такие же упреки следует адресовать ученым и изобретателям, которые работали на военную промышленность, рабочим, изготавливавшим боеприпасы, железнодорожникам и так далее, потому что они не стали бастовать. Такова была их судьба, и они были переданы, как и вся нация, в руки человека, который мастерски эксплуатировал их преданность, веру и политическую неопытность народа.