Как будто дамбу в небесах размыло.

Иные, в койки повалясь ничком,

Судьбу молили только об одном:

Чтоб смерть скорей их муки прекратила;

Иль, как несчастный грешник из могилы

Трубою призванный на Божий суд,

Дрожа, высовывались из кают.

Иные, точно обомлев от страха,

Следили тупо в ожиданье краха

За судном; и казалось впрямь оно

Смертельной немощью поражено:

Трясло в ознобе мачты, разливалась

По палубе и в трюме бултыхалась

Водянка мерзостная; такелаж

Стонал от напряженья; парус наш

Был ветром-вороном изодран в клочья,

Как труп повешенного прошлой ночью.

Возня с насосом измотала всех,

Весь день качаем, а каков успех?

Из моря в море льем, – а в этом деле

Сизиф рассудит, сколько преуспели.

Гул беспрерывный уши заложил.

Да что нам слух, коль говорить нет сил?

Перед подобным штормом, без сомненья,

Ад – легкомысленное заведенье,

Смерть – просто эля крепкого глоток,

А уж Бермуды – райский уголок.

Мрак заявляет право первородства

На мир – и закрепляет превосходство,

Свет в небеса изгнав. И с этих пор

Быть хаосом – вселенной приговор.

Покуда Бог не изречет другого,

Ни звезд, ни солнца не видать нам снова.

Прощай! От этой качки так мутит,

Что и к стихам теряешь аппетит.

Генри Гудьеру, побуждая его отправиться путешествовать за границу

Кто новый год кроит на старый лад,

Тот сокращает сам свой век короткий:

Мусолит он в который раз подряд

Все те же замусоленные четки.

Дворец, когда он зодчим завершен,

Стоит, не возносясь мечтой о небе;

Но не таков его хозяин: он

Упорно жаждет свой возвысить жребий.

У тела есть свой полдень и зенит,

За ними следом – тьма; но Гостья тела,

Она же солнце и луну затмит,

Не признает подобного предела.

Душа, труждаясь в теле с юных лет,

Все больше алчет от работы тяжкой;

Ни голодом ее морить не след,

Ни молочком грудным кормить, ни кашкой.

Добудь ей взрослой пищи. Испытав

Роль школяра, придворного, солдата,

Подумай: не довольно ли забав,

В страду грешна пустая сил растрата.

Ты устыдился? Отряси же прах

Отчизны; пусть тебя другая драма

На время развлечет. В чужих краях

Не больше толка, но хоть меньше срама.

Чужбина тем, быть может, хороша,

Что вчуже ты глядишь на мир растленный.

Езжай. Куда? – не все ль равно. Душа

Пресытится любою переменой.

На небесах ее родимый дом,

А тут – изгнанье; так угодно Богу,

Чтоб, умудрившись в странствии своем,

Она вернулась к ветхому порогу.

Все, что дано, дано нам неспроста,

Так дорожи им, без надежд на случай,

И знай: нас уменьшает высота,

Как ястреба, взлетевшего за тучи.

Вкус истины познать и возлюбить —

Прекрасно, но и страх потребен Божий,

Ведь, помолившись, к вечеру забыть

Обещанное поутру – негоже.

Лишь на себя гневись и не смотри

На грешных. Но к чему я повторяю

То, что твердят любые буквари,

И что на мисках пишется по краю?

К тому, чтобы ты побыл у меня;

Я лишь затем и прибегаю к притчам,

Чтоб без возка, без сбруи и коня

Тебя, хоть в мыслях, привезти к нам в Митчем.

Генри Уоттону

Сэр, в письмах душ слияние тесней,

Чем в поцелуях; разговор друзей

В разлуке – вот что красит прозябанье,

Когда и скорби нет – лишь упованье

На то, что день последний недалек

И, Пук травы, я лягу в общий Стог.

Жизнь – плаванье; Деревня, Двор и Город

Суть Рифы и Реморы. Борт распорот

Иль Прилипала к днищу приросла —

Так или этак не избегнуть зла.

В печи экватора горишь иль стынешь

Близ ледовитых полюсов – не минешь

Беды: держись умеренных широт;

Двор чересчур бока тебе печет

Или Деревня студит – все едино;

Не Град ли золотая середина?

Увы, Тарантул, Скорпион и Скат —

Не щедрый выбор; точно так и Град.

Из трех что назову я худшей скверной?

Все худшие: ответ простой, но верный.

Кто в Городе живет, тот глух и слеп,

Как труп ходячий: Город – это склеп.

Двор – балаган, где короли и плуты

Одной, как пузыри, тщетой надуты.

Деревня – дебрь затерянная; тут

Плодов ума не ценят и не чтут.

Дебрь эта порождает в людях скотство,

Двор – лизоблюдство, Город – идиотство.

Как элементы все, один в другом,

Сливались в Хаосе довременном,

Так Похоть, Спесь и Алчность, что присущи

Сиим местам, одна в другой живущи,

Кровосмесительствуют и плодят

Измену, Ложь и прочих гнусных чад.

Кто так от них Стеною обнесется,

Что скажет: грех меня, мол, не коснется?

Ведь люди – губки; странствуя среди

Проныр, сам станешь им, того гляди.

Рассудок в твари обернулся вредом:

Пал первым Ангел, черт и люди – следом.

Лишь скот не знает зла; а мы – скоты

Во всем, за исключеньем простоты.

Когда б мы сами на себя воззрились

Сторонним оком, – мы бы удивились,

Как быстро Утопический балбес

В болото плутней и беспутства влез.

Живи в себе: вот истина простая;

Гости везде, нигде не прирастая.

Улитка всюду дома, ибо дом

Несет на собственном горбу своем.

Бери с нее пример не торопиться;

Будь сам своим Дворцом, раз мир – Темница.

Не спи, ложась безвольно на волну,

Как поплавок, – и не стремись