– Ладно, не стоит. А теперь катитесь, если не хотите неприятностей, – отвечает Ева, отпуская его повелительным жестом.

Военный отдает честь, кланяется и исчезает. Одновременно круто разворачивается и уходит в противоположном направлении и Пьер.

Ева, обернувшись, видит, что он удаляется.

– Пьер! – зовет она.

Пьер идет прочь от нее, не оборачиваясь.

После некоторого замешательства Ева поворачивается лицом к своим знакомцам и дает им резкую отповедь:

– Несчастные глупцы! Вы довольны? Так вот, доставлю вам удовольствие: можете растрезвонить повсюду, что я бросила мужа и завела любовника, простого трудягу.

После чего, оставив их в полном недоумении, бросается вслед за Пьером и после секундного раздумья устремляется по аллее.

Вскоре она нагоняет Пьера, который, не обращая на нее внимания, продолжает нервно шагать прочь. Она подстраивается под него. Какое-то время они молча идут рядом.

– Пьер? – наконец отваживается она.

– Начальник канцелярии жандармского управления! – звучит в ответ.

– Но при чем тут я?

– Я тоже ни при чем… – отвечает он и с огромной горечью добавляет: – Женщина, для которой я был создан!

Он замедляет шаг, но по-прежнему не смотрит на нее.

– Я им сказала, что ухожу с вами. Мы с вами связаны, Пьер.

Он резко останавливается, впервые после ухода из ресторана смотрит на нее и восклицает:

– Связаны? А что у нас общего?!

Она кладет руку на рукав его куртки и ласково говорит:

– Наша любовь.

– Эта любовь невозможна, – пожав плечами с грустью произносит он, делая несколько шагов по направлению к ближайшей скамье. – А знаете, над чем я работал многие годы?.. Я вел против вас борьбу, – обернувшись к ней, добавляет он, садясь на скамью.

– Против меня? – переспрашивает она, не понимая, о чем это он.

– Против Правителя и его жандармов. Против вашего мужа и против ваших друзей. Это с ними вы связаны, а не со мной, – объясняет он, пока она садится и вглядывается в него серьезно, но без удивления. – Вы что-нибудь слышали о Лиге?

– О Лиге за свободу? – уточняет она, глядя на него с некоторым испугом, словно открывая нового для себя человека, которого, однако, не боится.

– Я ее основатель.

– Не переношу насилие… – отвернувшись, шепчет Ева.

– Наше, но не их.

– Я никогда не интересовалась подобным, – произносит она.

– Это-то нас и разъединяет. Благодаря вашим друзьям я умер. И если бы мне не представился шанс вернуться на землю, завтра они перерезали бы моих друзей.

– Вы вернулись благодаря встрече со мной, – беря его за руку, мягко уточняет она.

– Ну, разумеется, Ева, это так… Но я ненавижу тех, кто вас окружает. – Тон Пьера понемногу становится мягче.

– Я их не выбирала.

– На вас их печать.

– Верьте мне, Пьер. У нас нет времени сомневаться друг в друге…

В это мгновение между ними, почти касаясь их лиц, падает лист. Ева вскрикивает и рукой отгоняет его от себя. Пьер улыбается.

– Это опавший лист.

– Глупо… мне померещилось…

– Что?

– Что это они… – низким, слегка дрожащим голосом признается она.

До Пьера не сразу доходит, что она имеет в виду.

– Верно… Они должны быть рядом. Старик со своей треуголкой и прочие… Для них это зрелище, такое же, как во дворце, развлечение, – говорит он, невольно оглядываясь по сторонам.

Ева подбирает листок и рассматривает его.

– Не для всех… По меньшей мере один из них верит в нас: тот, что попросил заняться его дочкой.

– Ах, да… – вспоминает Пьер, равнодушно махнув рукой.

– Мы дали ему обещание, Пьер. Пойдемте, – говорит она, поднимаясь со скамьи.

Пьер не двигается.

Отважно улыбаясь, она протягивает ему руку.

– Помогите мне, Пьер. Если мы выполним обещание, это будет залогом того, что мы не зря возвращались.

Он встает, улыбается ей в ответ и порывисто обнимает за плечи.

– Но мы вернулись не ради других…

Ева держит листок между их лицами.

– Начнем с самого легкого, – ласково просит она.

Взявшись за руки, они уходят.

Одна из улиц пригородных трущоб

Пьер с Евой идут по жалкой улочке, пролегшей среди серых фасадов многоквартирных домов. Несколько бедняков и маленьких оборванцев с удивлением провожают их взглядами.

Ева смотрит вокруг с затаенной неловкостью. Она нервно теребит свое меховое манто. Чувствуется, что ей стыдно.

Улица завалена отходами всякого рода, пустыми консервными банками, то и дело по пути попадаются смрадные лужи.

Старуха в лохмотьях черпает в фонтане воду двумя большими кувшинами, а затем, согнувшись под их весом, семенит к дому.

Грязные оборванные детишки играют в сточной канаве.

Ева теснее прижимается к Пьеру.

Наконец, не доходя до отвратительной на вид бакалейной лавки, перед которой выстроилась очередь нищенски одетых женщин, Пьер находит нужный номер дома и останавливается.

– Это здесь.

Этот дом самый захудалый из всех. Очередь бедняков тянется по улице и перегораживает в него вход.

Ева – центр притяжения всех взглядов. Ей все более не по себе. Пьер осторожно прокладывает ей путь в толпе.

– Извините, мадам…

Перед дверью он пропускает Еву вперед, и они входят в подъезд.

Лестничная клетка дома на улице Станислас

Пьер и Ева поднимаются по пыльной лестнице с разновеликими ступенями на третий этаж. Стены загажены.

Ева собрала в кулак все свое мужество, Пьер наблюдает за ней.

По пути им попадается древний старик с печатью лишений и болезней на лице; кашляя, он спускается вниз, с трудом одолевая ступеньку за ступенькой.

Ева прижимается к стене, освобождая ему проход.

Пьер, ушедший было вперед, возвращается и берет ее под руку, чтобы помочь подняться. Она храбро улыбается ему.

По мере того, как они поднимаются, все слышнее звуки музыки, доносящиеся из радиоприемника.

И вот четвертый этаж. Звуки идут из квартиры, расположенной как раз на этой лестничной площадке.

На последней ступеньке сидит маленькая девочка, худая и одетая в рванье. Она вся съежилась, прижавшись к перилам.

Где-то лопнула сливная труба, и по ступеням течет ручеек вонючей жидкости…