близ стен, вознамерилась улизнуть украдкой из ярко освещенной комнаты, обжитой весело-шумливыми гостями. Ее манила тьма-тьма-тьма, как незадолго до того манила она-она-она ту молодую женщину, что прилегла в соседней комнате.

А что же соседняя комната? А что же второе окно, соседствующее с первым, где сквозь кружевную занавеску блистает небольшая, собранная в пучок, брызжущая светосоком люстронька? Нет, соседнее окно темно. Позвольте мне еще немного приблизить мои всматривающиеся очи к волосатой поверхности вашего торса. Мои зоркие очи все смогут разглядеть, даже в полумрачном окне. Надо лишь аккуратно раздвинуть пальцами ваш подшерсток.

Все дети, растущие в городах, в определенный период своей жизни начинают с особым интересом всматриваться в окна противостоящих домов. Подрастающих детей томит и нежит медленно совершающееся половое созревание, вовлекающее детское зрение в оптические коридоры грандиозного подглядывания. Созревание занимает несколько столетий – так поспевают, так зреют, так наливаются соком забытые мамонтята в вечной мерзлоте. Дети бродят взглядами по вечерним окнам, иногда оснастившись окулярами, биноклями (театральными бабушек и полевыми дедушек), они ищут чужую сексуальную сценку, чей-то фрагментарный коитус за далеким стеклом, чье-то соитие, рассеченное надвое занавеской, чью-то наготу – дистанцированную, как нагота насекомого под микроскопом. О, я нашла! Я сделалась истинной вуайеристкой, мой друг! Кажется, я созерцаю искомую, вожделенную чужую сексуальную сценку за маленьким стеклом! Та темная комната освещена лишь полоской света, падающей в приоткрытую дверь. За дверью гости, шебутной гомон, но все люди приличные, а нам ведь известно, что воспитанные люди не заходят в темные комнаты, где уединилась измученная пара. Итак, в полумраке полулежит молодая женщина, она склонилась к мужчине, что притулился возле ее ложа, она спрятала лицо свое у него на груди, а рука ее (бледная, длиннопалая, нервная) скользит ниже по ворсистому животу, нетерпеливо рвет пряжку ремня, ныряет в объятие штанов, находит там стержень, аспект совершенной твердости среди мякоти фантазма. Ее нервные пальцы нервно обхватывают этот стержень, этот рычаг, эту подзорную трубу, этот телескоп инобытия и начинают совершать резкие, порывистые движения вверх и вниз. Мужчина со стоном откидывается назад, он теперь как свинцовый шар на стеклянной игле, ему не удержаться, не выстоять, и вот еще несколько рывков нервной руки, и он срывается, обрушивается в этот самый миг, когда хрустальная игла обращается в хрустальную пыль, и тогда длинные капли цвета слоновой кости выбрызгиваются в полутьму… А тем временем Педжи… Пегги… пегая собачонка незаметно вошла в комнату на трясущихся птичьих лапках. Животные не соблюдают приличий, они не ведают такта, но в наказание за ее бесцеремонность ей заливают производящей жидкостью ее сомнамбулические, ничего не понимающие глаза.

Заводная бездна

На одном аукционе, который особенно любили аристократы и безумные богачи, продавались роскошные старинные куклы. Самой желанной была кукла в пышном платье, изображавшая девочку в костюме аристократки: в ушах ее звенели маленькие колокольчики, на полных розовых губах застыла легкая улыбка, а в прозрачно-синих глазах – выражение нежной тоски.

Аукцион проводился в огромном тронном зале, где по бокам стояли большие золотые кресла. В одном из них сидел седой аукционист. Его руки дрожали, а лицо сморщилось от волнения.

В самом конце зала виднелась небольшая ширма, за которой находилась детская железная лестница, ведущая на сцену.

Внезапно раздались крики, звонкие удары молотков, и в зал вошли трое людей с каменными лицами. Они огляделись и подошли к аукционисту.

Один из них протянул руку и произнес несколько слов.

Аукционист закивал головой и объявил:

– Уважаемые господа! Мы начинаем аукцион! Продается кукла, изображающая девочку в костюме аристократки. Кукла особо хороша тем, что ее одежда и аксессуары действительно имеют вид настоящих, хотя и являются всего лишь имитацией. Стартовая цена – миллион евро!

Эти слова аукциониста потонули в грохоте молотков. Словно вихрь, по залу пролетел ропот восхищения. Очень скоро кричали все. Невозможно было понять, кто больше обрадовался такой низкой цене, ведь выиграть такой аукцион было пределом мечтаний для очень многих.

Наконец торги закончились. За ширмой кто-то прошептал:

– Она продана!

Куклу поставили на подиум, и охранники вывели оттуда… стройную девочку в платье куклы. Ее светлые волосы были заплетены в одну косу, на запястье блестел старинный браслет.

Все захлопали. Она спустилась со сцены и, улыбаясь, подошла к рамке, в которую была вставлена фотография пожилой пары.

– Это я! Я – Эрика! Я родилась в замке Динген! Потом меня украли у моего отца цирковые цыгане, и я много лет скиталась по миру. Но вот я вернулась!

Она обняла отца, а затем протянула руку матери. Но завод кончился, и пружина, раскручивающая маховик, запустила механизм возвращения.

Масляный поток сорвался с поршней, и маховик стал раскручиваться обратно с чудовищной силой.

Лицо Эрики исказилось, кожа посерела. Она издала острый воздушный крик, от которого все вздрогнули, и упала на пол.

Все с ужасом смотрели на нее, а она все билась и рыдала. Наконец она затихла.

На ее лбу, на лбу куклы, образовалось огромное мокрое пятно.

Куклу унесли.

А в конце вечера отец спросил у дочери, что означает этот крик.

Она задумчиво ответила:

– Это крик пробуждения Ктулху.

Белок забвения

В конце 2010-х годов одну из московских библиотек предупредили, что некий экстремист может проникнуть туда с улицы переодетым. В здании установили камеры слежения, а возле входа разместили наряд полиции. Экстремист оказался в библиотеке через несколько дней после того, как библиотеку закрыли на капитальный ремонт.

Старый сторож Семен Яковлевич, проходя в начале седьмого утра по гулкому коридору, едва не врезался в несущегося на него мужчину в белом халате, следующего, как он утверждал, из библиотекарской кухни, где что-то искал.

Сторож потерял равновесие и грохнулся на пол. В следующий момент человек в белом халате уже стоял над ним. Он был очень высоким и широкоплечим, лет тридцати с небольшим, с квадратным подбородком и глубоко посаженными глазами.

– Где вахтер? – спросил он неожиданно хорошо поставленным голосом.

– Что вам нужно? – оторопел Семен Яковлевич.

– Где вахтер? – повторил человек и вдруг ударил сторожа кулаком по лбу.

Как он попал внутрь, до сих пор остается загадкой. Допрос подозреваемого на камеру ничего не дал. Чтобы отвлечь внимание от видеозаписи, полицейские заставили подозреваемого съесть трехкилограммовую упаковку пельменей целиком. Это успокоило его, но ситуация яснее не стала.

– Зачем ему вообще понадобилась библиотека? – хмурился в курилке капитан Наговенко. – Что за странный экстремист?

Мы с коллегами долго уже тогда говорили, что это какая-то глупость. Не может быть такого, чтобы экстремист просто так бродил по запертой библиотеке. Мы