В какой-то момент наши поцелуи становятся глубже и смелее. Нет, не так, они до постыдного глубокие. Настолько, что мне не хватает воздуха, и кажется, будто он не нужен вовсе. И уже мои руки скользят по его телу, очерчивая мускулы и проникая под футболку.

Его кожа горячая, даже обжигающая, будто вместо крови у него течет настоящая лава. При других обстоятельствах я, наверное, сгорела бы от стыда, но я и не думала останавливаться.

— Скажи это снова… — шепчет он, и его голос сводит меня с ума не хуже прикосновений.

— Ненавижу… — упрямо повторяю я, и на сей раз сама тянусь к его губам. К счастью, он меня не отталкивает.

Это неправильно. Неправильно. Это настоящее безумие. Я знаю это, и все же, не остановилась бы, даже если бы знала, что пожалею об этом.

“Если это безумие, то я хочу сойти с ума”.

Это было похоже на шторм. На бурю, способную уничтожить тысячу кораблей, и стирающую острова с лица земли. На ураган, разрушающий целые города, и на пожар, способный за секунды охватить гектары леса.

Это было похоже одновременно на все и ни на что.

Я снова и снова шептала одни и те же лживые слова, снова и снова позволяя ему покрывать мое тело поцелуями. Кирилл целовал меня, сметая все границы. Если между нами и была черта, то он ее пересек, а я его не остановила.

Когда мы, тяжело дыша, оторвались друг от друга, он снова посмотрел мне в глаза, и снова попросил сказать ему правду, но я только покачала головой.

— Я не могу, — всхлипнув, прошептала я, — Я не могу… Прошу, пожалуйста, не заставляй меня… Я не могу тебе рассказать…

Тогда Кирилл прижал меня к себе, позволяя спрятать лицо у него на груди, и нежно погладил по спине и затылку.

— Доверься мне, — шептал он, — Что бы ни произошло, что бы ни было причиной, доверься мне, и я тебе помогу. Тебе не обязательно справляться с этим в одиночку. Я рядом.

— Ты не понимаешь… Если я расскажу, тетя Алина пострадает. Это может разрушить вашу семью.

На мгновение он хмурится и замирает, внимательно глядя на меня. Я вздрагиваю и испуганно закрываю рот ладонями, осознав, что сболтнула лишнего, но уже слишком поздно.

— При чем здесь моя мама? Только не начинай снова ту же песню. Уверен, ты хотела как лучше, но, если это касается ее, значит я имею право знать.

Я закусываю губу. Сердце колотится, как сумасшедшее.

Сейчас или никогда.

Вздохнув, я вынимаю телефон из-под подушки, куда недавно его спрятала, ввожу код для разблокировки, и, открыв злосчастный диалог, протягиваю его Кириллу.

На то, чтобы прочитать переписку, у него уходит несколько минут. Еще чуть больше уходит на осознание прочитанного.

Я внимательно слежу за ним, пытаясь понять, что он чувствует, но понять что-либо по его лицу просто невозможно. Он снова холоден. Такой, каким я видела его всегда. Такой, каким он мне казался все эти годы, прежде чем мы сблизились. Прежде, чем открылись друг другу.

А затем происходит то, чего я боялась больше всего. Кирилл уходит и не оборачивается.

Глава 12

Злата

Какое-то время я все еще смотрю на дверь, надеясь, что он вернется, что обнимет меня и скажет, что все будет хорошо. Но проходят минуты, и я понимаю, что он не вернется, и уже скорее всего никогда не обнимет меня.

В памяти снова и снова всплывают слова анонима.

“Интересно, что на это скажет твой новый парень?”

Я и сама догадывалась, что так будет. Отчасти поэтому я и молчала. Я боялась, что он возненавидит меня за то, как поступил мой отец. И, кажется, не зря.

Я пытаюсь не столько спрятать лицо в подушке, сколько заглушить жалкие всхлипы, что против воли вырывались из моей груди.

Какая же я глупая…

Я не могу винить Кирилла за то, что он ушел, узнав правду, и все же мне больно. Так больно, что хочется кричать.

Я повторяю себе, что даже если бы я промолчала, рано или поздно правда все равно выплыла бы наружу. Возможно к лучшему, что Кирилл узнал обо всем от меня, а не от проклятого шантажиста.

Вспоминая о человеке, который мучил меня, и продолжал это делать, я до боли сжимаю кулаки — так, что ногти впиваются в кожу ладоней.

Глубоко в душе я понимала, что так дальше нельзя. Он никогда не остановится. Никогда не оставит меня в покое. Он будет играть мной, пока ему это не надоест, а потом все равно раскроет то, что обещал сохранить в секрете. Нужно остановить это безумие, пока все не зашло слишком далеко.

Этот гад дал мне две недели. Я могу предупредить тетю Алину о том, что он собирается сделать, чтобы она могла рассказать обо всем мужу и детям прежде, чем об этом узнают все СМИ нашего города.

Возможно это не спасет ее. Возможно правда ее уничтожит. Но у нее, по крайней мере, будет выбор… Разумеется только если Кирилл не решит раскрыть секрет матери раньше.

Набравшись решимости, я перевожу взгляд на экран телефона, вернее на часы. Три часа ночи. Слишком поздно, даже для такого важного разговора. Это подождет до утра.

Как ни стараюсь, больше я не могу уснуть.

Даже когда над городом восходит солнце, и его лучи пробиваются в комнату через неплотно закрытые шторы, я беспокойно ворочаюсь в кровати.

Когда мой телефон звонит, я вздрагиваю от неожиданности. Сердце заходится в безумном ритме, и я чувствую, как у меня потеют ладони. Мне страшно настолько, что я едва заставляю себя посмотреть на экран, но, когда решаюсь, вздыхаю с облегчением. Мне звонят насчет ремонта.

Человек, нанятый мной, чтобы привести квартиру родителей в порядок, сообщает, что ремонт закончен. Они сменили окна, лопнувшие от взрыва, и вчера вечером закончили клеить обои. Сегодня туда должны были завезти мебель и технику.

В ответ я благодарю и обещаю заехать ближе к обеду.

Вовремя. Я и так задержалась здесь непозволительно долго. Я ведь планировала съехать отсюда сразу после совершеннолетия. Если бы только не тот пожар…

Я убеждаю себя, что это к лучшему.

После того, как правда скроется, мне больше не будет места в этом доме. Не после того, что сделал мой отец. Возможно тете Алине тоже. По крайней мере у меня будет, что ей предложить, в качестве благодарности за то, что она заботилась