— Да, если вам понадобится человек, готовый вместе с вами сражаться в любом бою.

— Я… Благодарю вас, Хелия.

— Не за что, Дарья. А по поводу моего вопроса, в порядке ли вы… Мне кажется, вы слишком взволнованны и неуравновешенны в последнее время. И выглядите усталой, особенно сегодня. Могу я знать причину этого?

Дарья вспомнила про список из дела «Наведенная смерть». Про то, как он исчез из ее компьютера и из базы Ложи Магистриан-магов.

— Нет, Хелия, — покачала она головой. Добавила, чтоб не обидеть секретаршу: — Это очень личное, правда.

— Кстати, о личном, — немедленно перевела стрелки разговора Хелия. — Не забывайте, сегодня вам предстоит ознакомиться с артефактами целых шести женихов.

— Приятная перспектива, — усмехнулась Дарья.

— Но до этого будут вудуистки.

— Не слишком приятная перспектива. Кстати, Хелия, — лицо Дарьи стало непроницаемым, — я давно хотела узнать…

— Да, Дарья?

— Существует ли вероятность проникновения в базу данных Дворца Ремесла?

Хелия проницательно посмотрела на Госпожу Ведьм и спросила:

— Когда вы обнаружили, что ваш компьютер взломан, Дарья?

Вряд ли можно назвать человеческим жилищем дворец, где почти все стены были из обсидиана или нефрита. По каменным стенам струились символы и письмена, напоминая водоросли, колышущиеся на песчаном дне бурливого ручья. С высоких потолков, украшенных черно-белой мозаикой, свешивались люстры, больше похожие на застывшие слезы. Люстры состояли из сотен свечей, но их никто никогда не зажигал. Вообще этот дворец напоминал странный и немного страшный музей. Такой музей мог бы быть у Смерти, если бы люди додумались всерьез сделать Смерть экспонатом для выставки.

Но для женщины, чье лицо чаще всего напоминало ртутно-серебряную маску, а глаза полны были светом, напоминавшим свет раскаленных звезд, обсидиановый дворец был родным домом. Местом отдыха, раздумий, решений.

А теперь этот дворец принадлежал еще и им. Правда, пока они этого совершенно не осознавали, поскольку были младенцами — слишком задумчивыми, некрикливыми и спокойными.

Младенцев в обсидиановый дворец привезла ртут-нолицая женщина. В гостиной, где всегда царил полумрак и только пламя камина выглядело живым, ртут-нолицую женщину, державшую на руках младенцев, встретила другая женщина. Ее лицо было вполне человеческим, разве что не по-женски жесткая складка залегла у красивых губ да еще волосы серебрились ранней сединой.

— Вот я и привезла их, Лариса, — сказала ртутно-лицая женщина и аккуратно положила младенцев на мягкую низенькую софу. Седоволосая Лариса подошла и опустилась рядом с большим свертком на колени. Снизу вверх взглянула на ртутнолицую:

— Было трудно, Фрида?

— Относительно, — усмехнулась Фрида. — Нет, детей мне отдали даже без разговоров. Кому они нужны там. Сложнее было с их матерью. Она умерла.

— Разве она не была фламенгой?

— Не беспримесной. Но даже небеспримесная не могла бы умереть окончательно.

— Я знаю, — сказала седоволосая Лариса. — Признак фламенги — бессмертие.

— Неуничтожимость, — с улыбкой поправила Ларису Фрида. — Я попыталась воззвать к их матери, чтобы восстановить ее, но, похоже, она слишком глубоко распалась. К тому же ее тело сожгли, а смешение пламени фламенги с обычным пламенем всегда приводит к плохим последствиям. И у меня не было времени разбираться. С детьми на руках. Кстати, взгляни, Лариса! Ну разве малютки не прелесть!

Лариса аккуратно развернула сверток из нищенских больничных одеялец и пеленок. Распеленутые младенцы засучили ножками и недовольно пискнули. Лариса побледнела:

— Они… Сиамские близнецы! О господи!

— Тебя это пугает? Вызывает отвращение? — быстро спросила Фрида, глядя на седую женщину.

— Нет, — покачала головой Лариса, пристально рассматривая младенцев. — Мне жаль их. Они обречены на…

— На что, дорогая Лара? Ты смотришь на них и судишь о них с обычной позиции человека. А тебе пора бы забыть о том, что ты человек.

— Но они, — указала Лариса на детей. — Эти девочки — люди?

— Мне еще предстоит это узнать, — сказала Фрида. — Они родились от фламенги и человека. Чего в них будет больше… Это покажет время. А жалеть их не надо. Здесь они будут обеспечены всем. Будут расти, и любая их прихоть станет исполняться неукоснительно, как воля Всевышнего. Что же касается их так называемого уродства… Ты ведь, кажется, считаешь их уродцами? Отклонением от нормы? Молчи, я знаю, что считаешь. Но вот что я скажу, Лариса: что для обычного человеческого понятия — уродство, то для Истинного Сияния — символ великой силы. Эти девочки будут великими…

— Великими кем! — спросила Лариса.

— Кем — зависит от нас, моя дорогая подруга. А теперь скажи: разве не замечательно, что их двое и в то же время — одна? И ты, и я — мы так мечтали о дочерях, ..

— Ты мечтала о ребенке, Фрида?

— Допустим, мечтала. Иногда. Не перебивай. Мы с тобой очень разные, Лариса. Но в то же время — ты знаешь это — мы с тобой одно целое с тех пор, как я отыскала тебя в сумасшедшем доме и забрала к себе, сюда. Мы ведь тоже сиамские близнецы с тобой, Ларочка, меж нами такая крепкая связь…

— Разве, Фрида?

— А почему же я тогда тебя искала? Почему вытащила из лечебницы, где ты с твоей безумной писательницей медленно, но верно теряли человеческий облик и представляли, что совершили побег и заняты спасением морферов?

— Да, я была уверена, что вернулась в курортную зону «Дворянское гнездо», в руины. И там получила задание похитить Великие Камни у фламенг, чтобы восстановить Последовательность Видов.

— Вот-вот, — кивнула ртутнолицая. — Согласись, с такими галлюцинациями ты протянула бы недолго. Но вернемся к нашим младенцам.

Тут фламенга повела рукой в воздухе, и на ее серебряную ладонь ниоткуда мягко спланировала стопка белоснежных пеленок с кружевной оторочкой и два памперса.

— Сначала их надо искупать, — заявила Лариса. — Посмотри, у них на ручках опрелости!

— Ты наблюдательнее меня, Ларочка. Я хорошо сделала, что оставила тебе человеческие глаза… Что ж. Упомянутых опрелостей мы не можем допустить, — усмехнулась фламенга. Положила пеленки и памперсы на софу и снова повела рукой — теперь посреди гостиной стояла круглая фаянсовая ванна с пузырящейся, чуть пахнущей лавандой водой. — Итак, приступим к совместному купанию наших дочерей, Лариса.

— Хорошо, — согласилась седоволосая женщина. Она взяла голеньких близняшек на руки, поморщилась: — Как ты везла их, Фрида? Они же насквозь промокли!