— Что же это? — спросила Лариса.

— Одна из «нечистых» фламенг забеременела от человека.

— Это считается необычным?

— Нет, как раз это в той общине считается нормальным порядком вещей. Там все женщины — фламенги, «нечистые» фламенги (сами себя они называют пламенгами, правда, забавно звучит?), а мужчины — почти все люди. Дети, рождающиеся от них, становятся еще более «нечистыми» фламенгами, но и людьми в общем смысле они не являются.

— Что это значит?

— То, что эти дети обладают тем, что вы, люди, называете «паранормальными способностями». На са-мом деле сила Истинного Сияния просто таким образом проявляется в этих детях, что они способны, поэтически выражаясь, повелевать стихиями и владеть тайнами времени и пространства. — О.

— Да. Конечно, не в той полной степени, как беспримесная фламенга, но…

— Понятно. Но если такие дети появятся среди обычных человеческих детей, начнется паника…

— А вот этого община не допускает, — сказала фламенга. — Ее дети не покидают родных стен. Точнее, не покидали. До последнего момента. Я выяснила, что некий человек из общины нарушил правило: повез свою беременную жену рожать к людям, в… — фламенга брезгливо оттопырила серебряную губку, — роддом. Этого нельзя допустить. Поэтому я и покидаю тебя. Надеюсь, наша разлука будет недолгой. Я все улажу и вернусь.

Фрида долгим и изнурительным поцелуем приникла к губам Ларисы, а затем неторопливо, наподобие Чеширского Кота, растаяла в воздухе.

… Теперь она вернулась. С девочками-близнецами, на глазах Ларисы преобразившимися из человеческих детей в младенцев-фламенг в ответственный момент первого купания. Фрида улыбалась им. Потом сказала Ларисе:

— Отчего ты испугалась и вытащила руки из ванночки? Тебе же не причинят вреда никакие перепады внешней температуры. Я что, зря твой организм перестраивала?

— Прости, Фрида, — виновато сказала Лариса. — Я все еще не могу привыкнуть к новым способностям своего тела. Мое сознание до сих пор слишком человеческое… Дай мне одну малышку. Пожалуйста.

Лариса бережно взяла в свои руки серебряно-зеркального младенца. Если бы не ощущение, что ты держишь в руках живую ртуть, в остальном это была замечательная девочка, симпатичная, с сапфирно-чисты-ми глазами, смотревшими, как показалось Ларисе, не по-младенчески серьезно.

— Они замечательные, — сказала Лариса, поражаясь тому, что в сердце ее вдруг вспыхивает материнская нежность к ребенку. — Это и был твой подарок, Фрида?

— Да, милая Лара. Я подумала, что нам с тобой давно пора обзавестись потомством. Как настоящей семье.

«Настоящая семья»? А почему бы и нет! Их можно даже назвать образцовой семьей, потому что этот союз не омрачен ссорами, взаимными попреками, тяготами быта и прочими издержками в виде родственников или безденежья… Фрида фантастически нежна к Ларисе и всегда заботлива с нею. Лариса (хоть и не признается себе в том) действительно любит фламенгу и не представляет себе дня без нее: пока Фрида была в отъезде, Лариса мучилась жестокой ипохондрией и много пила. А теперь у них будут дети. Две девочки, странные, путающие, дивные. Но какова семья — таковы и дети.

Лариса улыбнулась девочке, лежащей у нее на руках:

— Какие же тебе нужны памперсы и пеленки, а, зеркальце мое?

— Самые обычные, — за младенца ответила Фри-ла. — Ты не думай, они снова примут человеческий облик через некоторое время. И видимо, снова срастутся.

— Ох. Почему с ними происходит такое, Фрида?

— Я еще не совсем разобралась с этим вопросом, но, полагаю, организмы девочек с самого их рождения заняты решением одной-единственной задачи: какой сущности отдать предпочтение — сущности человека или фламенги. Во всяком случае, на обычную воду они среагировали именно как фламенги.

— Позволь… Я не знала, что фламенги и вода несовместимы.

— Почему же, вполне совместимы, только в воде фламенга будет именно фламенгой. Она не сможет удерживать в воде своих дополнительных сущностей… Моя девочка проявляет сильные признаки беспокойства, Лара.

— Моя тоже! Близнецы завопили.

— Похоже, теперь они возвращаются в человеческий облик! Их нужно положить рядом, чтобы сращение прошло как надо.

— Фрида, а может, не нужно? Может, они и в человеческом облике смогут остаться разделенными?

— Сомневаюсь! Ты пойдешь на такой опыт? Я — нет. Мне дороги эти дети. Клади девочку, Лара.

Девочек положили рядом на софе. И теперь Лариса увидела обратный процесс — как человеческая плоть наслаивалась на девочек, закрывая серебро и ртуть и одновременно скрепляя младенцев, превращая их в уродцев — сиамских близнецов. Когда процесс завершился, девочки открыли глаза: одна — серые, другая — темно-карие, и синхронно вздохнули.

— Господи! — вырвалось у Ларисы. — Как они вздыхают! Несчастные дети!

— Ну-ну, Лара, мы сделаем их самыми счастливыми. — Фрида погладила подругу по плечу. — Это наша задача на всю оставшуюся жизнь. Сделать их

счастливыми и великими. А пока давай их запеленаем и покормим. И если ты спросишь, чем мы будем кормить наших детей, я отвечу: проверь свои груди.

Лариса, округлив глаза, посмотрела на фламенгу. Молча расстегнула свою блузку, вытащила одну грудь, надавила… Из соска появилось молоко.

— Как ты это сумела? — только и спросила она у фламенги.

Та в ответ усмехнулась. Потом сказала:

— Сейчас твоя очередь их кормить.

— Потому что сейчас они люди?

— Ты схватываешь на лету, Ларочка. Идем, для них приготовлена детская. Чудесная комната, ты оценишь. Ты будешь кормить наших девочек, а я… Есть некоторые вопросы, которое мне незамедлительно нужно решить. Что ты так на меня смотришь?

Лариса уже взяла на руки детей.

— Ну? В чем дело, Лара?

— Какие мы дадим им имена? Фрида улыбнулась:

— Подумаем об этом вечером.

В детской (которая, к слову, выглядела действительно чудесно — как расписное крыло тропической бабочки) Лариса, удивляясь самой себе, покормила близнецов. Они, кстати, обнаружили недюжинный аппетит, сосали жадно, смешно причмокивали, фыркали и морщили свои микроскопические носы. Ларисе было хорошо с ними, но в то же время она и жалела девочек и с брезгливым чувством думала о том, что это — не настоящие дети, а выродки. Мутанты.

«Для чего фламенгам разбавлять свою кровь людской? — думала Лариса. — Чего они добиваются? Ведь теперь, получив оба Камня, фламенги заняли первое место в Последовательности Видов, а значит, и высшую власть над миром… Кстати, я всегда слабо понимала, что подразумевают фламенги под Последовательностью Видов. Лесенку „фламенги, люди, животные, растения, микроорганизмы“? Возможно. Только раньше, до событий в курортной зоне, верхнюю ступеньку лесенки занимали морферы. От которых, впрочем, человечеству ни холодно ни жарко. Как и от фламенг. Помню, мой бывший возлюбленный, морфер Артур, кричал, что фламенги, получив оба Камня, превратят весь мир в сплошной термоядерный ад. Сколько с той поры прошло времени, а ада все нет. Хотя… Я ведь живу не в мире. Я живу вне досягаемости мира. Поместье Фриды — оно везде и нигде… Я сбилась. Так чего же добиваются фламенги? Зачем им люди? Когда-то я задавала себе такой вопрос, думая о морферах. И вот задаю снова… Для чего рождаться таким детям? »