– Эрекции.

– Что, вообще никогда?

– Нет, только сейчас.

– С самого начала?

– Да.

Я покраснела. Стыд‐то какой! Он обнимал, целовал и лапал меня, но у него не встал. Я не сумела заставить его кровь бурлить. Меня он как‐то возбудил, а себя нет – вот ведь хрень!

Я распахнула его халат, теперь просто уйти домой я не могла. Между четвертым и пятым этажом больше не было ступеней, если я отсюда выйду, то упаду в пропасть.

Я взглянула на его маленький бледный пенис среди зарослей черных волос, меж налитых яичек.

– Не волнуйся, – сказала я, – ты расстроен.

Сев на него верхом, я стянула с себя юбку, что все еще была на мне. Теперь я оказалась полностью обнажена, но он даже не заметил этого, он по‐прежнему глазел в потолок.

– Ложись, – приказала я с притворным спокойствием, – расслабься.

Я толкнула его на диван, и он оказался подо мной – в том положении, в котором минуту назад была я.

– Где презервативы?

Он печально улыбнулся.

– Боюсь, они не понадобятся… – но все же меланхолично указал на комод.

Я подошла к комоду и принялась один за другим открывать ящики, пока не нашла‐таки презервативы.

– Но я же тебе нравилась… – упорствовала я.

Тыльной стороной ладони он легонько хлопнул себя по лбу.

– Ну да, в голове.

Я ответила со злобным смехом:

– Сейчас я тебе везде понравлюсь! – и уселась ему на грудь, спиной к его лицу.

Я стала ласкать его живот, спускаясь все ниже и ниже к черной полоске волос, кончавшейся у члена. Карла преспокойно трахалась с моим мужем, а я не могла заняться сексом с этим никому не нужным холостяком, угрюмым музыкантишкой, который уж точно не ожидал такого подарка на свой пятьдесят третий день рождения. Она распоряжалась членом Марио, словно своей собственностью, засовывала его и во влагалище, и в задницу, чего Марио никогда не позволял себе со мной, – а я никак не могла разогреть этот серый кусок мяса. Взяв пенис, я сдвинула кожицу, чтобы проверить, нет ли там ранок, а затем сунула его в рот. Вскоре Каррано стал постанывать… как‐то по‐ослиному. И наконец я почувствовала нёбом, что его пенис раздулся – вот, значит, чего этот мерзавец хотел от меня, именно этого он и ждал. Теперь его член возвышался над животом, член, от которого у меня бы долго болели внутренности – Марио на такое был не способен. Мой муж не знал, как обращаться с настоящими женщинами: его куража хватало только на двадцатилетних телок – покладистых, безмозглых и неопытных.

Теперь Каррано возбудился, он умолял меня помедлить: подожди, подожди. Я попятилась; моя вагина оказалась напротив его рта. Оставив пенис, я обернулась и посмотрела на него самым надменным из своих взглядов.

– Ну же, целуй, – сказала я.

И он поцеловал меня туда, послушно и преданно: я услышала звук поцелуя, вот ведь старый козел, а намеки, которые я использовала с Марио, до того явно не доходили, он так и не понял, чего я от него хочу. Интересно, понимает ли Карла подсказки моего мужа? Зубами разорвав обертку на презервативе, я натянула его ему на член. Ну же, сказала я, давай, тебе же понравилась моя задница. Давай, лиши меня девственности, мужу я такого не позволяла, я ему об этом расскажу во всех подробностях, засунь мне в задницу.

Музыкант с трудом выбрался из‐под меня, я же осталась на четвереньках. Мне было до ужаса смешно, я представляла себе мину Марио, когда он об этом узнает. Я перестала смеяться, только когда почувствовала, как Каррано с силой вошел в меня. Мне стало страшно, я боялась вздохнуть. Животная поза, звериные инстинкты и чисто человеческое вероломство! Я обернулась, чтобы взглянуть на него, чтобы, может быть, умолять его остановиться и отпустить меня. Наши взгляды встретились. Не знаю, что увидел он, а я увидела немолодого мужчину в распахнутом белом халате, с блестевшим от пота лицом и сжатыми от напряжения губами. Я что‐то пробормотала – не помню что. Он разжал губы и, приоткрыв рот, закрыл глаза, а затем вяло осел на пол позади меня. Я изогнулась вбок. И увидела, как презерватив наполняется белесой спермой.

– Не беда, – сказала я, подавив смешок, и сорвала кусок резины с уже вялого пениса. Я отбросила презерватив прочь, и на пол полетели желтоватые, липкие брызги. – Но ты промазал.

Я оделась и подошла к двери, он следовал за мной, запахнув полы халата. Я была противна сама себе. Перед тем как уйти, я пробормотала:

– Прости, это моя вина.

– Да нет, это я…

Покачав головой, я вымученно улыбнулась примирительной улыбкой.

– Не стоило поворачиваться к тебе задом: любовница Марио наверняка так не делает.

Я стала медленно подниматься по лестнице. В углу, прижавшись к перилам, сидела на корточках бедняжка из далекого прошлого, которая бормотала печальным серьезным голосом:

– Я чиста я верна я играю честно.

Подойдя к бронированной двери, я долго не могла ее открыть – не получалось сладить с ключами. Попав наконец в квартиру, я потеряла еще уйму времени, запирая за собой. Ко мне подбежал радостный Отто – не взглянув на него, я отправилась в душ. Я заслужила все, что со мной случилось. Даже те бранные слова, которыми я поносила себя, стоя под струями воды. Я успокоилась, только сказав вслух: “Я люблю своего мужа, поэтому во всем этом есть смысл”. Взглянув на часы – было десять минут третьего, – я выключила свет и отправилась спать. Заснула я с этой фразой в голове и неожиданно быстро.

Я открыла глаза пять часов спустя, было семь утра, суббота, 4 августа. Я не сразу поняла, где нахожусь. Начинался самый ужасный день моего одиночества, но тогда я об этом не догадывалась.

Я протянула руку к Марио, я была уверена, что он спит рядом, но нащупала лишь пустоту, там не было даже подушки – ни его, ни моей. Мне казалось, что кровать стала как‐то одновременно и шире, и короче. Наверное, это я вытянулась в длину и похудела.

Я чувствовала себя какой‐то вялой, точно что‐то случилось с кровообращением; у меня даже пальцы отекли. Я заметила, что не сняла кольца перед сном, не положила их по обыкновению на ночной столик. Теперь они мертвой хваткой вцепились в мой безымянный палец – вероятно, поэтому я чувствовала себя так паршиво. Я попыталась осторожно снять их, смочив палец слюной, но у меня ничего не вышло. Только во рту остался привкус золота.

Я посмотрела на незнакомый участок потолка, потом на белую стену прямо перед собой. Большой встроенный шкаф, который я видела на этом месте каждое утро, куда‐то исчез. Мне казалось, что ноги висят в пустоте, а под головой нет больше изголовья. Все чувства притупились: между ушами и окружающим миром, между кончиками пальцев и простыней был проложен слой то ли войлока, то ли бархата.