Солнце сползло еще ниже, теперь оно почти касалось решетки. Ориентируясь по его местоположению, Тина направилась в ту сторону, где находились здания. Прежде всего стоит выяснить, есть ли здесь люди.

Когда рвануло, Клод сидел в кафе с бокалом лакремы и бездумно смотрел на полупрозрачную, с молочными разводами, жидкость. Он отпил до половины, и его тело частично утратило чувствительность, как под наркозом. Пальцы слегка занемели, в голове появилась морозная пустота. Ощущение такое, словно тебя заботливо завернули в прохладную, пропитанную анестезирующим раствором вату.

Не вызывающая привыкания лакрема была наркотиком разрешенным, зато заоблачно дорогим, но деньги у Клода пока водились: он еще не успел все без остатка потратить на регулярные угощения для Аделиной компании. Сегодня все шло как обычно – окрики, насмешки, уничижительные замечания Аделы… Почти как обычно, потому что сегодня там присутствовала Линда Ренон. Клод случайно встретил ее взгляд, удивленный и сожалеющий, и это было как удар по лицу. Он вспомнил, кто он такой, кем ему всегда нравилось считать себя – интеллектуалом, который превыше всего ценит истину и независимость, – сопоставил это со своей ролью в данный момент… Словно до сих пор дремал или находился под гипнозом – и вдруг очнулся. Ему захотелось немедленно убраться оттуда, однако по инерции он продолжал выполнять обязанности официанта, виновато улыбаясь гостям.

Потом на его комп пришло сообщение насчет ящика бренди: чья-то дурацкая шутка. Дежуривший на пункте пневмопочты старик с дюжиной бурых бородавок на неопрятном расплывшемся лице (тоже озома, как у Аделы, но не столь сильно выраженная) сначала потребовал мзду за услугу, а после ворчливо сообщил, что никакого бренди не присылали. Он презирал Клода, как и все остальные в улье, и знал, что тот не опасен, а значит, за его счет можно поживиться. Вздохнув, Клод полез в карман за компом – заказать ящик бренди, а то Адела будет недовольна… И вдруг, неожиданно для самого себя, передумал.

Вместо того чтобы хоть из-под земли раздобыть выпивку и вернуться в ячейку, он, попетляв по коридорам, спустился по загаженной лестнице на первый этаж, в сумрачный общий зал, напоминающий гигантский мусоросборник. Ускорил шаги, услышав невнятные выкрики обкурившихся подростков. Обогнул груду покалеченной мебели (пластиковая дешевка, неспособная протянуть больше года, особенно если владельцы используют ее в качестве подручного инвентаря в драках или пинают в минуты душевных волнений, – это барахло периодически забирали для утилизации работники муниципальной санитарной службы) и вышел на свежий воздух.

Снаружи было ветрено, прохладно, по-вечернему солнечно. Ближайшее кафе, где легально продавали лакрему, находилось в подвальчике обветшалого кирпично-стеклянного здания, отделенного от улья забетонированным пустырем. Обветшала только его кирпичная составляющая, исхлестанная ветрами и ливнями. Армированному стеклу ничего не сделалось. Сейчас постройка выглядела особенно неказистой, так как ее целиком накрывала тень улья.

Темновато было и в подвальчике. Свет сочился сквозь полукруглые, почти вровень с тротуаром, окошки под потолком, маленький зал тонул в полумраке. Для Клода это было в самый раз – интерьер гармонировал с его настроением. Заказав двойную порцию лакремы, он уставился в ожидании на гобелен с красно-черным орнаментом. Исконно валгрианские декоративные мотивы… А почему, собственно, исконно валгрианские? Люди пришли сюда несколько сотен лет назад, здесь нет ничего исконного. Валгра не имеет настоящего прошлого. Или, вернее, имеет, но в этом прошлом ничего интересного для истории не происходило, словно самого времени не было.

Клод сознавал, что размышляет об этом для того, чтобы не думать о себе. Он всегда стремился к личной независимости, потому и с работы вылетел, и в черные списки угодил – так как же получилось, что он зависит от Аделы? И ладно бы только от нее, а то ведь еще и от всей ее компании, что совсем ни в какие рамки не лезет… Раньше он об этом не думал. Это просто было, и все. Он ухитрялся одновременно быть и свободомыслящим интеллектуалом, и добровольным рабом. Никто, включая самого Клода, не усматривал в этом странного. А потом появилась Линда Ренон… Она ничего на эту тему не говорила, ни о чем не спрашивала, но ее недоумение не ускользнуло от Клода и в конце концов передалось ему.

Он попробовал взглянуть на ситуацию со стороны – лучше бы не пробовал, это загнало его почти в ступор. Как он вообще умудрился оказаться в этой ситуации, с чего все началось? И нормально ли это?.. Клод знал ответ только на второй вопрос: нет.

Перед ним поставили бокал с туманной лакремой. Он пригубил наркотический напиток, и вскоре все вопросы вместе с болью ушли. Отстраненно, словно речь шла о чем-то очень далеком и почти нереальном, он подумал, что вовсе не обязан возвращаться в улей. Невелика потеря. Денег у него пока достаточно, чтобы уехать куда угодно. Не в Аркадию, только не в Аркадию… Там ведь случилась эта история – непонятно, на самом деле или нет, но случилась, – и парень в маске посоветовал ему не возвращаться. Можно поехать в Чайнабу или в Саршан. Эти округа на побережье Экваториального моря находятся на приличном расстоянии и от Линоба, и от Аркадии. А можно и здесь остаться… Главное, чтобы вокруг была приятная прохладная вата.

В голове у него уже вовсю гуляли туманные завихрения, как в бокале с лакремой, он все дальше отдалялся от своих насущных проблем – и вдруг на его барабанные перепонки обрушился удар, едва не расколовший мир на куски. Клод покачнулся вместе со стулом, но стул все-таки устоял, зато бокал на столике подпрыгнул и опрокинулся. Сквозь полукруглые окошки в подвальчик хлынул дождь звенящих твердых частиц, вскоре прекратившийся. Окошки заволокло пылью, снаружи вразнобой завыли сирены. Откинувшись на спинку стула, Клод безучастно созерцал происходящие перемены. Так же вели себя и остальные посетители кафе. Только барменша начала суетиться: включила настенный терминал, тут же зависший, потом бросилась к видеофону и, когда на экране возникло перекошенное помехами лицо полицейского, закричала, что на улице катастрофа. Она не пила лакрему, с философским спокойствием отметил Клод, она не понимает, что волноваться в этом мире не о чем.

Взглянув невзначай на свою правую руку, лежавшую на столике, он ощутил слабую тень удивления: из кисти торчал длинный кусок не то льда, не то стекла. Оттуда, где его острие вонзилось в плоть, обильно сочилась кровь – ярко-алая, она ручейками текла по белой столешнице и капала на пол, а также на брюки Клоду. Боли не было.

– Здесь есть пострадавшие! – всхлипнув, сообщила барменша.

Пока она объяснялась с полицией, пыль за окошками осела и подвальчик озарило солнце Впившийся в руку Клода кусок стекла засверкал в его лучах и упал набок, прямо в лужицу крови, когда Клод до него дотронулся Кровь из ранки потекла сильнее.

«Осколок-вампир. – Этот неожиданный образ заставил его равнодушно усмехнуться. – Отвалился, потому что сытый, как пиявка…»

На полу переливалась радужно-хрустальная россыпь.

Откуда взялось столько света? Словно повернули переключатель – и свет хлынул, мгновенно уничтожив тень. А, это, наверное, солнце превратилось в сверхновую. Теперь всегда будет светло, всегда и везде…