Вспомнив об этом, Тлемлелх содрогнулся, и чливьяс, склонившийся над его левой ступней, мазнул кисточкой по пальцу, мимо когтя.

Нет, не надо ему никаких Корпораций, пусть они и сулят защиту. Знать – это всегда страшно. Не случайно сотрудники Корпораций уходят во Фласс не реже, чем остальные энбоно: не каждый способен вынести бремя чудовищных знаний.

– Мы исполнили свои обязанности, энб-вафо, – оторвал его от гнетущих размышлений голос старшего слуги. – Просим простить нас за оплошность, энб-вафо.

В его глазах Тлемлелх уловил голодный блеск – или показалось? Надо поскорее покормить их, вдруг в тех россказнях есть доля истины… С аргхмо лучше не шутить. Поднявшись с ложа, которое имело форму неправильного овала с приподнятым изголовьем и было обито дуанским жемчужным шелком, Тлемлелх взглянул на свои сверкающие когти и объявил:

– Вы заслужили еду, вчерашнюю и сегодняшнюю. Идите на кухню и скажите об этом повару.

Чливьясы, все четверо, начали быстро кивать, выражая благодарность, потом сложили принадлежности для ухода за когтями в изящную костяную корзинку в виде раскрытого цветка и бесшумно удалились. Тлемлелх испустил вздох облегчения: можно надеяться, что теперь им не придет в голову позавтракать собственным хозяином… В иных ситуациях слуги могут оказаться смертельно опасными созданиями, но без них Живущему-в-Прохладе не обойтись.

Сквозь застекленный потолок в комнату лился свет, разрисовывая пол размытыми радужными пятнами Надо поторопиться. Обычно Тлемлелх не отличался пунктуальностью, но в его нынешней ситуации опаздывать на любовное свидание не стоит: рок лучше не искушать.

Он набросил на плечи небесно-зеленый плащ с непристойным алым орнаментом с изнаночной стороны, защелкнул застежку в виде золотого птичьего глаза с рубиновым зрачком. Перед тем как выйти из дому, завернул в искусно освещенную зеркальную комнату: он был строен, гибок и великолепен, его гребень и когти царственно сверкали позолотой. Благородные минералы на его теле завораживали взгляд своими переливами, а пересекающую живот горизонтальную складку брюшного кармана обрамлял золотистый узор – Тлемлелх первый до этого додумался и создал новую моду. На какую недосягаемую высоту взлетел тогда его статус… Но все меняется. Сейчас каждому энбоно, который претендует на некоторую элегантность, делают под наркозом вышивку золотыми нитями вокруг складки кармана. В Могндоэфре появилось несколько салонов, которые только на этом и специализируются, а о том, кто был первым, все забыли. Увы, нет ничего вечного в этом суетном мире под изумрудным солнцем.

В карман Тлемлелх положил две нитки жемчуга и алмазную подвеску в виде большой слезы – подарки для Бхан.

Оседланный тьянгар ждал возле входной галереи, по обе стороны от которой в изысканном беспорядке стояли арки, оплетенные лозами дурманника либо же отданные облачным прядильщикам. Сами прядильщики, многоногие белые комочки, деловито сновали взад-вперед, восстанавливая свои уничтоженные тенета. Они уже много успели, почти на треть. Лишь бы тот, кто побывал здесь в прошлый раз, не пришел опять… Похожий на серую глыбу нег с безвкусно пестрыми полосками вдоль спины и хвостом, как у животного (оба эти признака указывали на то, что он и есть животное, выдрессированное, чтобы служить энбоно), держал тьянгара под уздцы, ссутулившись возле мозаичной колонны. Его окутывал резкий аромат духов, предназначенных для того, чтобы перебивать естественный запах нега. Воняет от них отвратительно, однако приходится их терпеть: чливьясы слишком, слабосильны, чтобы управляться с норовистыми тьянгарами, а представить себе Живущего-в-Прохладе в качестве тьянгарщика можно разве что закусив ягодами дурманника после трехдневной голодовки!

Тлемлелх подошел и пнул нега:

– Хумаик, Фласс тебя забери, ты спишь наяву?

– Прошу простить меня, энб-вафо, я задумался.

Тлемлелх раздраженно пошевелил слуховыми отростками: чливьясы и неги неразумны и потому не способны думать. Их высказывания такого рода иногда забавляли ею, иногда выводили из себя – в зависимости от настроения.

– Не сочиняй, – пробормотал он, устраиваясь в седле. – Поехали!

Хумаик ловким текучим движением (этакое безмозглое порождение Фласса) скользнул на переднее седло, тронул украшенные самоцветами поводья, и тьянгар рысью побежал под горку. Окруженный множеством ажурных арок дом Тлемлелха стоял на вершине холма; вокруг, разделенные извилистыми стенами подстриженной зелени, располагались дома соседей – какие поменьше и попроще, какие побольше и пооригинальней. Необычность иных изысканно-усложненных архитектурных ансамблей вызывала у Тлемлелха легкую зависть, и тогда он утомленно опускал покрытые блестками веки, откинувшись на горб тьянгара. Хумаик сейчас не мозолил ему глаза – передний горб скрывал нега от хозяина, но навязчивый аромат маскирующих духов все же терзал обоняние Тлемлелха, заставляя морщиться. Он сузил носовые щели до предела – ровно настолько, чтобы не почувствовать удушья.

Наконец этой пытке наступил конец: впереди показалась монументальная громада Обители Алых Цветов.

Любой энбоно начинал ощущать сладостное томление при одной лишь мысли об этом дворце наслаждений, перламутрово-светлом, если смотреть издали (фасад был облицован мраморной плиткой), тронутом печатью ветхости, что бросалось в глаза при близком знакомстве, – и все равно желанном, как ни одно другое место под горячим и равнодушным изумрудным солнцем. Все там было восхитительно: широкие полутемные коридоры, залитые солнцем опочивальни с многоцветной мозаикой на полу и на стенах, приемные залы с ложами и мраморными ваннами, с алыми витражами, которые, по давней традиции, только в залах для совокуплений и можно увидеть, – и везде господствовал аромат теплой застоявшейся воды, смешанный с влекущим естественным ароматом, присущим кхейглам. В необъятном внутреннем дворе обители находились бассейны. О своем раннем детстве Тлемлелх сохранил смутные и обрывочные впечатления, но все же помнил, что вода там непрозрачная и густая, как суп, а присутствие простейших одноклеточных придает ей оранжевый оттенок и сладковатый привкус. В бассейнах и на песчаных площадках нежатся в полудреме кхейглы, шумно резвится молодняк. Маленький, отрезанный от остального мира рай, где нет никаких проблем, неизбежных в жизни взрослого энбоно… Впрочем, от того же Лиргисо, который имел приятелей в Корпорации Воспроизведения Рода, Тлемлелх знал, что не так уж все безоблачно в этом раю.

Все больше рождается уродливых младенцев, которых приходится отнимать у матерей и отдавать Флассу, ибо что еще с ними делать? А из Корпорации Попечителей Подрастающего Поколения сыплются жалобы, поскольку среди энбоно-школьников регулярно обнаруживаются умственно неполноценные, неспособные усваивать знания, – Попечители требуют, чтобы Корпорация Воспроизведения Рода ужесточила контроль и своевременно выявляла дебилов, не направляя их в школы. Да и кхейглы стали более агрессивными. Между ними нередко случаются драки, и они вполне могут закусать друг дружку до смерти, а если учесть, что генетический баланс давно уже нарушен и соотношение кхейгл и энбоно составляет примерно один к восемнадцати, гибель каждой кхейглы – весьма печальная потеря. Для того чтобы разнимать их, в обителях держат специально натренированных негов, однако эти мерзкие твари всячески отлынивают от выполнения своих обязанностей. Здоровая взрослая кхейгла тяжелей и сильней нега средних размеров, так что невзначай прибить нега ей ничего не стоит. Риск. Если же нег, пытаясь утихомирить кхейглу, причинит ей хотя бы незначительную травму, его за это отдают Флассу. Тоже риск. В силу своей природной ограниченности неги не способны понять, что это мудрый закон, ибо слуги-полуживотные не должны вредить высшим существам, и норовят сбежать, если их определяют на службу в обители кхейгл. Бежать из такого чудесного места, где каждая деталь обстановки, каждый оттенок запаха возбуждает влечение… Тлемлелх меланхолично пошевелил слуховыми отростками: он этого не понимал.