Приведя себя в относительный порядок, то есть кое-как пригладив волосы и подкрасив слегка губы Людиной помадой, она вышла на кухню, села с ногами в угол маленького диванчика, закурила. Потом спохватилась запоздало:

– Ой… У вас дома не курят, наверное?

– Да ничего, я вентиляцию включу… Валяй, кури… – разрешила Люда, махнув рукой. И тут же спросила весело: – Правда, наш Сашка красивый мужик? Прям такой… Трагически красивый. На актера Тараторкина в молодости похож. И немножко на Абдулова… Что-то есть, правда? Так и поймешь эту самую Стеллу, не особо и осудишь…

Леся молча курила, уставившись в темное окно. Обернувшись, вздрогнула, увидев в дверях улыбающегося ей навстречу Сашу.

– Ну и где ваше пиво, девчонки? – спросил он весело, садясь на диванчик рядом с Лесей. – Народ к разврату готов, между прочим! Пора начинать, я думаю!

Люда протянула ему звенящую стеклянными бутылками «Гессера» сумку, потом ласково погладила по длинным черным кудрям, красиво падающим на глаза.

– Молодец, мальчик, умница, мальчик! Представляешь, Лесь, пока мы с Дашей купаться ходили, он нам ужин приготовил и даже посуду всю перемыл! О! И Димка пришел! – прислушиваясь к шуршанию ключа во входной двери, обрадованно добавила она. – Значит, его кто-то подменил сегодня, понятно! Я так рано и не ждала… Вот и хорошо, вот и посидим сейчас…

В кухню вошел симпатичный русоволосый синеглазый крепыш, совершенно счастливый и всем довольный, как герой рекламного ролика. Протянул Лесе для знакомства руку, улыбнулся свойски, будто была она завсегдатаем на этой кухне – ближайшей подругой или родственницей. Или соседкой со стажем сложившегося годами панибратски-легкого общения. Сел напротив, с ходу выдул полную кружку пива и откинулся на спинку диванчика, расслабленно прикрыв глаза.

От добавленного к коньяку пива в голове у Леси совсем расшумелось, голоса доносились как будто издалека, она давно уже не улавливала нить общего разговора, да и не старалась, отдавшись полностью присутствию рядом с собою этого странного черноглазого парня, который изредка взглядывал на нее сбоку да подливал еще пива в ее стакан. Он не сказал ей за весь вечер ни слова, просто сидел рядом, но она чувствовала, она знала определенно – если он сейчас встанет с этого диванчика и выйдет из кухни хотя бы на минуту, ей будет плохо, очень плохо! Или того хуже – она пойдет вслед за ним как сомнамбула, как безвольная ниточка вслед за иголочкой, и ничего другого не сможет сделать… И как она станет объяснять Люде это свое безволие? Мол, совсем хмельная была? Что Люда может о ней подумать? Нет уж. Пусть Саша сидит так, касаясь ногой ее ноги, и пусть заглядывает на нее сбоку, пусть молчит…

– Ладно, ребята, мы спать пошли, нам завтра на работу… А вы сидите, пива еще много! – проговорила Люда, поднимаясь из-за стола. – Лесь, я тебе на диване в гостиной постелила! А тебе, Саш, на балконе… Прости, диванчик твой теперь занят. Но на балконе ведь тоже неплохо! Там хорошо ночью, свежо… Ты не обидишься, надеюсь?

– Да нет, что ты… – равнодушно пожал плечами Саша. – На балконе так на балконе, мне все равно…

Лесе показалось, как-то обидно он произнес это – мне все равно. А может, голос его обидным показался. Ни одной эмоции в нем не было. Может, он и к ней тоже не испытывает никаких эмоций? Ну пришла и пришла в дом незнакомка, и пусть… Можно посидеть с ней рядышком, помолчать… А потом спать уйти на балкон. Там ведь даже лучше, чем в гостиной на диване, там воздух свежий.

Они долго еще сидели молча, пили пиво, курили. От этого напряженного молчания у Леси голова закружилась и трудно стало дышать. А может, голова закружилась от табачного дыма, который плотной завесой окутал кухню. Никогда она так много не курила – одну сигарету за другой… И никогда такого странного душевного состояния не испытывала – будто сама себе уже не принадлежала, будто полностью зависела от поведения этого парня – что же он дальше станет делать… Неужели докурит свою сигарету, допьет пиво из стакана, потом встанет и уйдет спать на балкон? А как же она? С ней что тогда будет?

– Ну? Чего ты молчишь? – произнес Саша тихо.

Она вздохнула тут же легко, будто все ее нутро возликовало – есть эмоция! Есть! Она услышала все в его тихом голосе, в дурацком вопросе! И ответила ему так же тихо, и голос получился тревожным и хриплым:

– Я не молчу… Разве ты не слышишь, что я… Не молчу?

Он хмыкнул, положил ей горячую руку на плечо. Взял за руку, поднес узкую ладонь к губам.

– Господи, какая ты тоненькая вся, как таранька… Рыбка такая к пиву есть, знаешь? И откуда тебя сюда занесло, какой волной… А, таранька?

Она потянулась к нему неосознанно и жадно, и он ловко поймал эту жадность и долго целовал ее в накрашенные Людиной помадой губы. Отстранившись наконец и взглянув темными и влажными глазами, тихо спросил:

– Пойдем?

– Пойдем… – эхом повторила за ним Леся. А что она могла ему ответить? Да ничего другого и не могла! Потому что ничего уже не чувствовала, кроме горячего желания ощущать его рядом, всего ощущать, вместе с его почти равнодушной неторопливостью, похожей на обидную снисходительность… Да пусть, пусть будет обидная снисходительность, ей все равно! Она пойдет за ним туда, куда он скажет! Потому что по-другому сейчас быть просто не может, потому что такое происходило с ней впервые, и способов бороться с этим наваждением она не знала… Да и не хотела знать! Раз сама судьба ведет ее за руку по темной чужой квартире на балкон, где стоит старый узенький скрипучий диванчик, значит, ей, этой судьбе, так нужно, значит, не зря она сюда летела, не зря познакомилась с Людой, не зря пила коньяк со старым туркменом и убегала от бедной Зои Михайловны, не зря пришла сюда, в этот дом, к скрывающемуся здесь от своих неприятностей черноглазому Саше… Сама судьба сюда ее привела! Значит, так тому и быть…

– Какие у тебя волосы странные, – тихо прошептал он ей в ухо. – Как теплые мягкие пружинки… И имя у тебя тоже теплое и мягкое – Леся… Ну же, иди ко мне, иди…

А дальше она уже ничего не помнила. Не отдавала себе отчета в том, что с ней происходит. Да и какой может быть отчет, вообще ни одной мысли в голове не было, только сплошная звенящая пустота и бесконечное кружение счастья. И еще почему-то билась в дальнем уголке сознания красивая строка из стихотворения Пастернака: «…На озаренный потолок ложились тени… Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья…» Да, да, именно так – судьбы! Да, это судьба ее сейчас так настигла неожиданно! И ей все равно, что теперь будет с прошлой жизнью…

Свежий ночной ветер ворвался на балкон, закружил в радостном танце, пытаясь остудить их горячие тела, зашуршал листьями огромной старой липы, тянущей снизу к ним свои ветки, похожие на просящие любви руки, и звезды светили им сверху холодно и равнодушно… Не было им, ярким южным звездам, никакого дела до их пылких объятий – и не такое они видели на этом берегу теплого моря, где сам воздух дышит украденной у оставшихся дома мужей и жен любовью, где ночи темны и прохладны, где для торжества любви хватает только одной этой ночи – грешной и прекрасной…