Рабан не стал спорить. Только помогал мне не перепутать листы, чтобы наше вторжение не было слишком заметно.

Перейдя к следующей папке, мы все-таки переместились за стол. Списков в ней, конечно, было больше, ведь тут хранилась информация за полные пять лет, а вот сами списки оказались немного короче, так что сверять их стало проще. К тому же я начинала запоминать свои четырнадцать имен.

Однако через какое-то время мы были вынуждены признать, что и в той пятилетке никто из моего списка не поступал и не выпускался из академии.

– Интересно, сколько тут всего таких папок? – задалась вопросом я, складывая листы обратно.

– Насколько я знаю, Замок Горгулий используется как академия уже больше века. Сначала здесь обучались только горгульи, и академия была скорее военной. Потом сюда стали принимать магов, не имевших оборотной формы, потом других оборотней. Постепенно смещался и фокус с боевой подготовки.

Я удивленно покосилась на него и, не удержавшись, улыбнулась.

– Кажется, у тебя есть ответы на любые вопросы. Тоже ваша накопленная мудрость поколений?

– Нет, это я узнал, когда готовился к учебному году здесь, – пояснил Рабан, поднимаясь из-за стола. – Давай, я принесу тебе следующую.

Он протянул руки, чтобы забрать у меня папку, которую я как раз закрыла, и я машинально подала ее. Лишь в последний момент у меня мелькнула мысль, что драконьему лорду, должно быть, немного не по статусу быть на побегушках у девчонки-горгульи. Но через мгновение эта мысль вылетела у меня из головы, потому что Рабан, беря папку, случайно коснулся пальцами моих. Я замерла, не в силах выдохнуть от пробежавшей по телу волны, подозрительно похожей на электрический разряд. Но самое странное то, что дракон тоже замер, затаив дыхание, и соприкосновение наших рук получилось более длительным, чем могло бы быть. А потом его пальцы и вовсе скользнули по моим, ладонь накрыла ладонь и легонько сжала.

Я подняла на него взгляд, не зная, чего ждать дальше. Рабан этот взгляд встретил и криво улыбнулся, немного смущенно пробормотав:

– У тебя действительно руки холоднее, чем обычно у других видов.

И в следующее мгновение он разжал пальцы и потянул папку на себя, резко разворачиваясь и торопливо направляясь к стеллажу.

Я осторожно перевела дыхание, мысленно веля расшалившемуся сердцу вернуться на место и успокоиться. Но это было проще сказать, чем сделать. В груди что-то кольнуло и томительно заныло, требуя немедленно снова коснуться рук дракона. А еще лучше – оказаться в их кольце, в свою очередь обхватывая Рабана руками и ногами, сидя прямо на этом столе…

– Здесь что-то не так, – услышала я за спиной его голос и торопливо вынырнула из внезапно накатившей непристойной фантазии.

Хотела спросить, что не так, но из горла вместо связных слов вырвался только невнятный хрип. Пришлось прокашляться, а за это время Рабан уже подошел, положил на стол передо мной новую папку и сообщил:

– Она не открывается.

– Как это? – удивилась я.

Папки здесь не были похожи на скоросшиватели, какие использовал у себя в офисе мой дядя, например. Они больше походили на архивные короба с довольно простой застежкой. Никаких замков и прочих сложностей. Но у этой папки застежка действительно не открывалась.

– На нее наложено заклятие, – пояснил Рабан. – Причем весьма серьезное, скорее всего, тайное и родовое.

– Вроде того, каким твой отец закрыл тот проход?

– Да.

– Хм…

Я коснулась пальцами застежки, вспоминая структуру, переданную мне во сне одним из предполагаемых призраков. Ключ к заклятию, которое Колт наложил на тайный проход, убрав заклятие Рабана-старшего. Ни на что особо не надеясь, я наполнила структуру магией и непроизвольно вздрогнула, когда застежка щелкнула открываясь.

– Ух ты, – несколько напряженно восхитился Рабан. – Как у тебя получилось?

– Это заклятие моего отца, – тихо пояснила я. – Видимо, наше родовое.

– Он им с тобой поделился?

– Можно и так сказать.

Мне не хотелось объяснять, как все было на самом деле, поэтому я торопливо залезла внутрь папки. Сердце вновь тревожно колотилось, предчувствуя скорый успех. Ведь не просто так ее надежно закрыли.

– Бинго, – выдохнула я, добравшись в обратном порядке до третьего года той пятилетки.

В списках были все мои ребята: одни только поступили, другие продолжали обучение на втором, третьем и даже четвертом курсе. Но кое-что снова было не так. Я внимательно просмотрела список выпускников этого года, потом вернулась к четвертому и пятому, с которых папка начиналась.

– Никто из них не закончил обучение, – озвучил над моим ухом Рабан. – И не продолжил. Очень странно. Их всех отчислили тогда?

– Нет, – качнула я головой, осторожно складывая списки обратно в папку. – Они все погибли здесь в том году. Десять лет назад. Когда Колт возглавил Академию Горгулий.

Мне было трудно понять, что я почувствовала, когда нашла в списках студентов все полученные в процессе бросания кубиков имена. Я ведь подозревала, что вижу призраков, и догадывалась, откуда они взялись, но документ из архива превратил домыслы и предположения в объективную реальность. Теперь все стало наверняка: я действительно вижу призраков, а не схожу с ума, и могу с ними общаться. И осознав это, я испытала трепет.

А еще грусть. И страх. Наверное, если бы я нашла ребят в разных списках, в разные годы, это не шокировало бы так сильно. Люди везде умирают. Время от времени. А вот пачками в одном месте гибнут не так уж часто.

Что с ними случилось? Их убил какой-нибудь маньяк? И они вернулись сюда теперь, потому что в академии объявился новый убийца, начавший свою кровавую жатву с Мортены? Или же они погибли одновременно в результате какого-нибудь несчастного случая? Но тогда зачем вернулись? Или эти призраки всегда были здесь, просто раньше их никто не видел и не слышал?

Найти ответы на бесконечные вопросы мне только предстояло. И, конечно, Рабан стал первым, кому я их задала.

– Не может быть, чтобы ты ничего не слышал о случившемся здесь! – заявила я, пытливо глядя на него, пока он продолжал просматривать списки, словно подозревал, что мы могли как-то пропустить интересующие нас имена в более поздних годах. – Тебе тогда было около семнадцати, твой отец не только хозяйничал в этих землях, но и как раз принял на себя формальное ректорство.

– Но он ничего не рассказывал о погибших студентах, – спокойно и уверенно возразил Рабан, отрываясь от бумаг и открыто встречая мой взгляд. – Он вообще не любил распространяться о своей работе. А меня, если честно, в семнадцать интересовали немного другие вещи. К делам отец начал привлекать меня только два года спустя, когда мне исполнилось девятнадцать и я прошел ритуал, приняв память поколений.