одним только видом сообщает, что его мнение — авторитетное и единственно верное во всем здании. — И он далеко не сдерживает эмоции. Он послушно подает нам сигнал о том, что солдат что-то чувствует. И чем больше человек ощущает эмоции, чем больше чувствует разряды тока…тем больше вспоминает свою прошлую жизнь, понимаешь? Большинство людей, прошедших санацию, попросту не сталкивались с родственниками, близкими и друзьями. Не видели своих детей, дом, в котором прожили половину жизни… У большей половины из них чувства и эмоции как отрезало, а у остальных чувства лишь притупились и ожидали определенного толчка, триггера… Кстати говоря, ты относишься ко второй категории людей, успешно прошедших санацию. Девяносто пять процентов из этих людей погибли просто так, практически никто из близких не захотел вернуть им память. Было несколько попыток, но все они закончились провалом. Выжившие превратились в настоящих дикарей, согласись?

— Они всего лишь пытаются выжить, полагаясь на инстинкт самосохранения, — произношу я металлическим голосом. — Их недоверие ко всему живому вполне можно объяснить банальным страхом.

— Возможно, но… именно животный страх, первобытные инстинкты и другие чувства, затмевающие человеку разум — и являются неким тормозным фактором в масштабном прогрессе человека разумного, — убежденно проговаривает Ричард, твердо глядя мне в глаза. Он без особой на то надобности стряхивает невидимые пылинки с пиджака цвета осени и прочищает горло. — Представляешь сколько всего люди еще не сделали только потому, что склонны к предрассудкам или к банальному страху смерти?

В горле застревает ком, я нервно сглатываю, прежде чем сказать что-либо. Мои губы изгибаются в искаженной усмешке, когда я осознаю, что он имеет в виду.

— Хотите сказать, что вы изобрели санацию не для того, чтобы спасти людей? — мой вопрос встает поперек горла, когда обретает словесную оболочку, рассекая воздух.

Мистер Морган медленно разворачивается ко мне боком и переплетает руки на груди, отчего ткань на его пиджаке натягивается, образуя морщины. Он стреляет в меня тусклыми глазами цвета кофе с молоком, а на губах его красуется привычная надменная ухмылка.

— Ты слишком узко мыслишь, моя дорогая. Слышала когда-нибудь о бессмертии? — его рассудительный голос звучит уверенно, строго, по-командирски властно. — Может, смотрела бутафорские фильмы на эту тему, читала книги?

Я хмуро оглядываю его силуэт, напрочь запутавшись в мыслях.

— Я не понимаю… что вы имеете…

— Это будет тебе дополнительной пищей для ума, — мужчина не спеша подходит к потайной двери в стене, которая мгновенно открывается перед его персоной. — А пока отдыхай. Совсем скоро тебя ждет день правды. Постарайся не свихнуться ни во время его ожидания, ни после него…

— Подождите! — громко выкрикиваю я, подаваясь вслед за ним. — Вы сказали, что Аарон знает слишком много… Это означает, что вы отправите его на санацию?!..

Он останавливается в дверном проеме, а я улавливаю лишь его идеально уложенный затылок с копной густых черных волос без единого проблеска седины. И, черт возьми, я готова поспорить, что прямо сейчас он улыбается.

— Мысли шире, Ева. Мысли шире, — бросает мужчина через плечо, не оборачиваясь, и покидает пределы стеклянной клетки, оставляя меня в полном недоумении.

Я делаю несколько быстрых шагов вперед и едва ли не ударяюсь носом об закрытую потайную дверь.

— Что все это значит, черт возьми?! — нервно выкрикиваю я, безжалостно барабаня по холодной поверхности двери. Костяшки пальцев мгновенно отзываются острой болью. — Слышите?! Я не намерена разгадывать ваши ребусы!

Глава 11

— Джеймс, Роб! — воскликнула я, подойдя к рутмастеру. — Кажется, я уже говорила вам не пить на посту? А что, если вы кого-то пропустите? Это может стоит чьей-то жизни!

— Боже, Финч, ты что, заделалась нашей мамочкой? — вяло отозвался Джей, убирая армейские пыльные ботинки с массивного руля автобуса. — Только не говори, что чрезмерная ответственность передается половым путем…

Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза.

— Ребят, никто не запрещает вам пить вообще. Пост — наше самое ответственное место. В любой момент на нас могут…

— Ладно, ладно, — Роберт раздраженно вскинул руки вверх в шутливом «я сдаюсь» и поднялся с соседнего пассажирского сиденья с бутылкой недопитого коньяка в руках. — Передай нашему папочке, что я на крыше.

— У Рона есть имя, — сердито бросила я ему в спину.

За пару секунд он поправил винтовку, свисающую на плече, затем остановился и залпом осушил недопитую бутылку с коричневым содержимым. Прежде чем зайти вовнутрь библиотеки, Роберт пару раз провел рукой по отросшим темным волосам, которые еще несколько недель назад были напрочь сбриты, и поднял с пыльного асфальта черную бейсболку, которую, вероятно, выронил, когда шел в автобус.

Я громко выдохнула, укоризненно покачав головой.

Питер быстрым шагом вышел из здания, провожая хмурым взглядом Роберта. На голове его находилась неизменная черная бейсболка, которая смешно оттопыривала его темные отросшие волнистые волосы. Как только его взгляд нашел мой, он тут же улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой, а карие глаза мгновенно загорелись тысячами радостными огоньками.

А я вдруг осознала, что даже не знаю, сколько ему лет. Восемнадцать, двадцать?

— Давай только без раздражительных нравоучений, ок? — простонал Джей, попытавшись выбраться из водительского сиденья. Его бейсболка с вызывающей красной надписью посередине нелепо натянута козырьком назад, прикрывая рыжую копну. — Поговорим, когда я приду в себя, — парень с трудом пытается поднять указательный палец вверх. — Но знай… я не хочу приходить в себя.

Я еле сдержала улыбку, чтобы не рассмеяться от его поведения, и проводила его насмешливым взглядом. Питер тут же поднялся в автобус, направляясь к водительскому сидению. Пару минут он пытался разгрести небольшой завал из пивных пластиковых бутылок с разноцветными надписями и парочкой стеклянных бутылок из-под коньяка.

— Сколько это будет продолжаться? — пробубнила я под нос, помогая ему собирать мусор.

— Пока не закончится весь алкоголь в нашем районе, — с усмешкой произнес Питер. — Хотя… в какой-то степени их можно понять. Они не хотят осознавать масштабы происходящего и на трезвую голову просыпаться в жестокую реальность.

— Никто из нас не хочет осознавать масштабы происходящего, — со вздохом проговорила я, бренча стеклянными бутылками. — Но ведь они не одни. Мы должны быть одной сплоченной командой, у которой одна единственная цель — выжить любой ценой.

— Ты права, впрочем, как и всегда, — Питер вяло улыбнулся и, наконец, уселся в массивное водительское сиденье. — Но не стоит забывать, что все мы разные, мыслим по-разному, реагируем на все абсолютно разными эмоциями… и слабости у каждого свои. В случае Джеймса и Роберта — удовольствие от убийства муз и алкоголь. Мы не можем их изменить, пойми.

Я скопом собрала все бутылки, которые только