Ему предложили поступить в школу офицеров запаса, но он отказался, да к тому же его командир, младший лейтенант Сасу, настаивал на том, чтобы Илиуца оставили у него писарем.

И вот теперь здесь, на шоссе Жиану, растянувшись между цветущими кустами роз, он почувствовал тот же знакомый запах осени. Он невольно прошептал:

— Здравствуй, дочь осени!

— Ты что, философ, со звездами разговариваешь? — спросил Наста.

— Нет, Наста, сам с собой.

— Вот это уж нехорошо, инженер, это значит, что твоя душа переполнена тяжелыми думами и надо поделиться с кем-нибудь, а не разговаривать сам с собой! Так что же тебя тревожит, браток?

— Ничего, я решаю простое уравнение с одним неизвестным.

— ?!?

— Да, да, с одним неизвестным. И это неизвестное — жизнь, такая, какой она будет!

Наста посмотрел на него долгим взглядом и, повернувшись на другой бок, сказал:

— Прежде всего нам нужно расквитаться с фашистами, а потом уж мы будем искать неизвестное в твоем уравнении. А сейчас — давай спать, видишь, уже рассветает, а днем нам опять, наверное, придется немного повозиться с нашими пушками.

Долго не мог заснуть и Роман. Он думал о доме, о Марии, о родителях. Ведь до них, до Бэнясы, рукой подать. И все-таки он не мог их видеть. Там враг! Подумать только, враг и фронт здесь, в Бухаресте! И батарея стоит на шоссе Жиану! У этого куста роз, может быть, всего три дня назад целовалась какая-нибудь парочка или старики вспоминали под звон колоколов о своей молодости, а сегодня…

Роман вспомнил, сколько раз раньше, возвращаясь домой с работы в гараже, что возле Пьяца Викторией, он всегда обходил скамейки, где целовались парочки. А сколько раз, когда его не видел полицейский, рвал розы, раня о шипы пальцы, и относил цветы Марии, своей соседке по дому.

Сейчас он тоже сорвет одну! Он понюхал розу, погладил ее рукой и положил в карман гимнастерки. Когда прогонят гитлеровцев из Бэнясы, он откроет дверь своего дома, стиснет в объятиях Марию… Впрочем, нельзя: Мария теперь на седьмом месяце… Ну тогда он просто войдет в дом и даст ей эту розу…

«На вот, Мария, это тебе. Ты жди. А мне надо уходить. Нам еще надо рассчитаться с фрицами, а когда все это кончится, я больше никуда не уйду. И ты больше не будешь служить у хозяев. Заботься о мальчике — я знаю, что у нас будет сын, мы вырастим его смелым, отдадим в школу и…»

Возле орудий остановился мотоцикл.

— Где командир? — спросил человек, сидевший в коляске.

— Дальше, на первой линии.

— Не знаете ли вы, где находятся зенитчики, прибывшие из Джулешти?

Голос Роману показался знакомым. Он приподнялся, опершись на локоть, и в предрассветном утреннем тумане увидел Георге.

— Товарищ Георге, мы здесь!

— Роман, это ты? Вот хорошо! Тогда ты сам доложишь командиру, мне нужно еще успеть в Попешти-Леордени. Мы ждем приказа. Может быть, придется брать с боя аэропорт.

Наклонившись поближе к Роману, он прошептал:

— Передай вашему новому командиру, что завтра на рассвете к нему придут два батальона вооруженных рабочих, чтобы поддержать вашу атаку.

Ровно в четыре часа из штаба прибыл младший лейтенант Арсу. Батарея была включена в бронеотряд, который занял позиции по ту сторону фонтана Миорицы, при въезде в Бэнясу.

Бесшумно перевозя орудия по асфальту, зенитчики установили их рядом с 1-й танковой ротой. К рассвету орудия были замаскированы ветками шиповника, автомашины укрыты в рощице у прудов.

Примерно в то же время подошли и два батальона рабочих — вооруженные винтовками мужчины всех возрастов и несколько женщин. Молча, пригнувшись, они проходили куда-то вперед, туда, где еще с вечера окопалась пехотная часть.

Наступил день. Солнце купалось в чистой воде прудов. На Бэнясское шоссе вышло несколько маленьких рыболовов в рубашках и белых штанах. На плечах они несли длинные удочки. Дети остановились у пруда. Но не успели они забросить свои удочки в воду, как появился дозор. Солдаты велели ребятам уйти и передать всем жителям села, чтобы они немедленно ушли в лес, так как скоро начнется атака.

Ребята обрадовались поручению и побежали напрямик, минуя пустынное шоссе. Им вслед раздалось несколько пулеметных очередей; пули с ожесточением впивались в землю, поднимая облако пыли.

Илиуц посмотрел в бинокль и увидел, что с церковной колокольни бил пулемет. Вскоре пулемет замолк, и стало удивительно тихо. От легкого дуновения ветра слегка дрожали ивы и мелкая рябь набегала на прозрачные воды озера.

Приближался час атаки. Задача отряда состояла в том, чтобы захватить аэропорт со всеми находившимися там самолетами и затем овладеть селом.

101-я батарея расположилась вблизи шоссе на выходе из села. Она должна была отразить возможную контратаку противника и обеспечить противовоздушную оборону на своем участке.

С тыла послышалась артиллерийская канонада, и снаряды, пролетев над позицией батареи, стали рваться на поле аэродрома.

Румынские танки выдвинулись вперед. Пехотный полк ждал двадцатого залпа артиллерии. Когда он прогремел, бойцы выскочили из окопов и врассыпную, перебежками стали продвигаться вдоль шоссе и окраины села.

Батальоны рабочей гвардии тоже пошли в атаку, стремясь выйти к аэропорту с южной стороны.

Орудие старшего сержанта Насты быстро выдвинулось вслед за пехотинцами.

Капрал Роман вместе с расчетом вытащил свое орудие на широкую улицу, продолжая поддерживать связь с левым флангом батальонов рабочей гвардии. Дальномерщик Илиуц следовал за младшим лейтенантом, перебегая сгорбившись по заросшему бурьяном окопу.

Арсу остановился у горящего дома. От пожарища тянуло едким запахом дыма, а на уцелевшей стене виднелась черная свастика.

Под нажимом первых румынских соединений немцы отступили с линии ресторанов Бордей и Пескэруш.

Илиуц вышел на перекресток двух улиц, внимательно осмотрел в бинокль окрестности, а затем вернулся к младшему лейтенанту и доложил, что ничего не видно.

— Ты инженер? — спросил его вдруг Арсу.

— Да, строитель, — ответил удивленный Илиуц. — А что?

— У тебя будет очень много работы после войны. В одних только Гривице и Джулештях столько разрушений…

Илиуц почувствовал безграничную любовь к этому человеку, который даже не умел как следует прикрепить нашивки младшего лейтенанта на свои погоны. Да и нашивки-то его были сделаны из желтой жести какой-то консервной банки! «Может быть, у него нет чувства гармонии и эстетического вкуса, но зато есть здравый смысл», — подумал Илиуц.

Пулемет противника, находящийся на колокольне, дал очередь по орудию капрала Романа. Другой пулемет, расположившись на крыше дома с железным петухом, отчаянно обстреливал шоссе на Бухарест. Асфальт разлетался в куски.