— Что ж мы будем делать дальше? Неужели все время торчать здесь, в Джулештях? — спросил Роман.

— В штабе мне сказали, что наша батарея придана пехоте.

— Пехоте?… А-а… Это дело рук господина майора Фронеску; он отделался от нас, потому что мы сегодня ночью напали на немцев без его приказа.

— Может быть, — усмехнулся Арсу. — Он с удовольствием передал вас командованию столицы, говоря, что избавляется от бунтовщиков. И так как я тоже считаюсь бунтовщиком, то он избавился заодно и от меня. Но командование столицы знает о вашей доблести. Вас там ценят!

Тудор вскочил с места.

— Как, значит, вы тоже бунтовщик?

— Да как вам сказать? Я всегда был чужой среди кадровых офицеров… Они бы растащили все продовольствие и бензин со складов, если б я им не мешал.

Вот этого-то они мне и не могут простить! Но с вами, я думаю, мы договоримся. У нас один долг — быть готовыми к выполнению приказа. Мне кажется, что здесь мы не задержимся.

В этот момент около живой тростниковой изгороди остановилась легковая машина. Из машины вышли полковник и коренастый генерал. Часовой отдал им честь. Наста первый вскочил и крикнул: «Смирно!» Младший лейтенант Арсу сразу подтянулся, сделал несколько четких шагов и по всем правилам устава начал рапортовать генералу:

— Господин командующий гарнизоном! Сто первая зенитная батарея…

Так вот, значит, кто этот генерал! Командующий столичным гарнизоном.

Генерал принял рапорт и подошел к бойцам. У него было простое лицо, на лбу — три широкие борозды, а вокруг острых орлиных глаз — паутина тонких морщинок. Он остановился в трех шагах от солдат, поднес руку к фуражке, на околыше которой было два ряда дубовых листьев, и сказал громко и отчетливо:

— Здравствуйте, герои.

Ободренные таким приветствием, солдаты дружна гаркнули:

— Здравия желаем…

— Молодцы, ребята! — продолжал генерал. — Вы действовали прекрасно. Жаль только, что упустили этого предателя Сасу. Предателей надо расстреливать на месте. Кто из вас принял на себя командование батареей?

— Я, господин генерал… Сержант Наста Никита!

— Прекрасно, старший сержант. Поздравляю вас с новым званием. А вам, герои, хочу сообщить, что ваша своевременная атака способствовала нарушению связи между частями германской армии в Бухаресте. Это вынудило гитлеровцев отступить к Бэнясе.

Генерал помолчал, обвел взглядом немецкие позиции и затем продолжал:

— Я знаю немцев еще с тысяча девятьсот шестнадцатого года, когда мне довелось воевать против них под Мэрэшешти. Теперь мы снова воюем против них. И вы — первая батарея, которая открыла по ним огонь. Надеюсь, вы и дальше будете так же хорошо их бить. Самолетов у нас маловато, на аэродромах еще хозяйничают враги. Крупнокалиберную артиллерию мы не можем тащить в центр Бухареста, поэтому вам со своими легкими пушками надо немедленно отправиться в Чишмиджиу. Фашистские самолеты беспрепятственно бомбят центр Бухареста. Надеюсь, что через час вы уже сможете дать им отпор.

— Постараемся, господин генерал, — заверил его Наста. — Ведь если мы их прогоним отсюда, то пойдем вышибать их и из Трансильвании, не так ли?

— Непременно, старший сержант!…

— Спасибо, господин генерал. Я же из-под Клужа, и меня ждет там семья!

— Мы пойдем и дальше. Но теперь наша основная задача — выгнать их как можно скорее из Бухареста. А тем временем подойдут и советские войска. Ясно?

— Ясно, господин генерал.

Генерал ласково посмотрел на Насту, затем подошел к нашему новому командиру, развернул план Бухареста и указал на зеленое пятно, где было написано «Парк Чишмиджиу». Разговаривая с Арсу, генерал записывал что-то в свой блокнот.

…Машина уже ушла, а солдаты все стояли по стойке «смирно». С ними еще никогда так не разговаривали генералы.

В полдень четыре машины батареи, огибая воронки от бомб, выехали на Джулештское шоссе. Жители пожимали солдатам руки и шли за ними до самого конца улицы Табла Буций — до кладбища Калвин, помогая вытаскивать пушки из ям.

— Счастливого пути!… Возвращайтесь с победой… Скорее гоните фашистов.

Одна из четырех машин, доверху нагруженная боеприпасами, вырвалась вперед, так как ей надо было сделать еще один рейс, чтобы забрать оставшиеся снаряды и патроны. С моста Гранд солдатам открылась страшная картина: Северный вокзал совершенно разбит, платформы разворочены, рельсы изогнуты, повсюду валяются перевернутые вагоны, а дорога на Гривицу и Джулештское шоссе вся завалена щебнем; почти все дома возле вокзала разрушены. На одном этаже видны ванна, детская коляска, разбитая скрипка; на другом — кухонная плита, шкаф, туфля и разбитая кукла. Кто знает, чьи детские ручонки прижимали ее к себе во время взрыва?!

Еще не успела улечься пыль прежних бомбежек, как последовали новые. Гитлеровское командование хотело любой ценой срочно эвакуировать из Бухареста свои отделы, и в первую очередь отдел контрразведки, расположенный в крыле здания военного министерства на улице генерала Марковича, за парком Чишмиджиу.

Но румынская рота, охранявшая министерство, открыла огонь по гитлеровцам как раз в тот момент, когда они грузили на машины архивы. О скольких преступлениях могли бы рассказать эти архивы!

Опасаясь, что документы вывезти не удастся, немецкое командование приказало группе бомбардировщиков поджечь здание военного министерства.

В это время 101-я батарея младшего лейтенанта Арсу по развороченным улицам города примчалась на новое место назначения. Солдаты отцепили орудия и установили их около мостика, перекинутого через пруды в парке Чишмиджиу.

Сержант Илиуц взобрался со своим дальномером на иву, в тени которой еще недавно играли дети: под скамейкой валялось маленькое ведерко с лопаткой.

Не успели артиллеристы зарядить орудия, как новая волна «юнкерсов» спикировала на ближайшее к парку крыло военного министерства.

Из разбитого бомбами военного министерства вырвались языки пламени. Несколько человек песком и водой поспешно стали тушить начавшийся пожар. Вскоре появились и пожарные. Но едва они подставили выдвижную лестницу, как Илиуц заметил новую волну самолетов.

— Воздух! Бомбардировщики «юнкерсы», направление — северо-восток, курс — сорок пять градусов, высота — две тысячи, дальность — шесть тысяч метров.

Тем временем подносчики сняли с грузовика ящики и поднесли к каждому орудию по десяти штук.

Старший сержант Наста поучал некоторых солдат, и особенно нового подносчика снарядов телефониста Луку.

— Снаряд — это не телефон, чтобы вертеть им, как тебе захочется. Осторожно бери обойму и передавай ее заряжающему, если видишь, что орудие не заряжено. Ясно?

— Ясно, господин старший сержант. Я знаю, ведь я уже, черт возьми, целый год с вами.