Мама была большой общественной фигурой. Думаю, что мне придется добавить целую главу о ней. Всякий раз, когда появляются документальные фильмы о Северном Миннеаполисе, они упоминают ее первее, чем меня. Вы спрашивали о женском принципе. Я бы сказал, что у африканских женщин есть негласный язык. Это практически первобытно. Никто не может управлять деревней так, как африканские женщины. С одной стороны, они всегда на виду друг у друга – вы не можете сохранить секрет, потому что они болтают со всеми подряд. С другой стороны, они знают, что вам нужен еще кто-то, чтобы выжить. Существует своего рода соглашение: если я умру, ты позаботишься о моих детях, если ты умрешь, я позабочусь о твоих… Речь идет о религии и семье. Это непоколебимо. Всякое рождение происходит из женского принципа. Каждое царство. Речь идет о сообществе, а не о конкуренции. Когда в комнате слишком много тестостерона, мужчины могут это почувствовать. Они поймут, почему женщина идет с мужчиной, который не способен конкурировать, который понимает женское начало. Северный Миннеаполис был очень конкурентоспособным, много тестостерона. Он потерял женственность. Южный Миннеаполис был тесно сплоченным сообществом. Вне конкуренции.

Возможно, ты захочешь написать это моим голосом. Я рассматривал все, что было в доме. Возможно, многие дети делают так же. Я видел лица во всем. Лица разговаривают с лицами. Я смотрел на мрамор, пока не видел в нем лица.

Я думал, что этот дом заблокирован для меня. Я терял себя в каждом предмете. Хорошо, что там была музыка.

Моя учительница часто нападала на детей, кого-то ругала, или другой ребенок ругал меня, все это я уносил с собой домой. Мне нужно было поговорить с мамой или провести время в одиночестве, чтобы обнулится. Я всегда все обдумывал. Если ребенок получает удар по ключице, он чувствует боль.

Мир придет, когда станет неуместным нападать на людей. Когда ты это понимаешь, это начинает противоречить твоему собственному геному.

Это было необычно, это травмировало. Люди в общине знали об этом. Мои родители никогда не произносили эти фразы при мне. Они звучали так: «Мне придется уехать на некоторое время». – «А ты вернешься?» – «Скорее всего, нет». И эта сцена, о которой ты, возможно, не напишешь: моя мать звонила отцу. Были ночные звонки и мольбы. Она хотела, чтобы он вернулся. Она будила нас с сестрой. А когда ты спишь, как ребенок, пробуждение может занять некоторое время, но в итоге ты оказываешься в фазе быстрого сна. Поэтому, когда она разбудила меня, мне показалось, что я сплю. Играла музыка. Она включала музыку для расставания, выпивала, а потом звонила по телефону. Я думаю, что именно поэтому могу писать такие хорошие песни о расставании, как Nothing Compares 2 U. Я никогда не слышал песни о расставании, кроме тех, что сам мог написать. Цветы мертвы. [Имитируя срочный телефонный звонок] «Сэр, сад мертв». Я знаю это. Тоже самое и с песнями о любви. Никто не пишет песни о любви так, как. играю те, в которых есть любовь, будь она моя или чья-то еще.