Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игнат встал. Хватит! Инга никогда не была ангелочком. Во время их ссор она так хлопала дверьми, что белым мелом осыпалась штукатурка с потолка.
– Здравствуй, – произнес Игнат.
Странно, его голос звучал вполне сносно.
– Проходи, садись, – он подвинул ей один из стульев.
Инга подняла на него глаза, не выдержала, опустила, шагнула к столу, села. Затихла. Игнат с безупречной вежливостью предложил ей чаю или кофе.
– Воды, – попросила она.
Никаких проблем. Он поставил полный до краев стакан перед ней на стол. Сел напротив. Она пила. Он разглядывал руки. Оба молчали.
– Что-то случилось? – наконец спросил Игнат.
– Случилось… – отозвалась Инга.
Ее зубы стучали о край стакана. Борясь с рыданиями, Инга подавилась водой, закашлялась, отставила стакан и разревелась. Игнат растерялся. Он не знал, что делать. Раньше стоило ей стукнуться локтем о край стола или удариться коленом об угол двери, как он бросался тереть ушибленное место и целовать будущий синяк. Сейчас он смотрел на Ингу как в зеркало и ничем не мог ей помочь.
– Ну, так что же случилось? – терпеливо повторил он.
Инга всхлипнула. Игнат потянулся чтобы дотронуться до нее, погладить, подбодрить, но Инга отшатнулась. Она откинулась на спинку стула, достала из кармана бумажный платок, приложила к глазам, к носу, скомкала, сунула обратно в карман, всхлипнула и подняла глаза на Игната.
– Случилось, – повторила она. – С Виктором…
Она потащила какую-то записку из кармана, порвала край, не сдержалась и вновь разрыдалась.
– Чего?! – вскинулась над разделочной доской Настя.
– А?! – поднял на нее глаза Кир.
– Вы чего там шепчете, я не разберу? – спросила она.
– Я тебя спрашиваю, глухая тетеря, – повторил Кир, любуясь тем, как ловко Настя орудует разделочным топориком. – Ты почему дома-то сидишь все время, на улицу не выходишь?
Настя одним ударом разрубила кусок мяса.
– Сколько раз вам говорила, Кирилл Александрович, потому не выхожу, что людей боюсь.
Кир вздохнул, склонившись над квитанциями, разложенными по всему столу.
– Чего вздыхаете? – перекинула из руки в руку топорик Настя.
– Да оригиналка ты, Настя, – отозвался Кир, аккуратно вписывая цифры в клеточки. – Людей она боится! Да что люди? Посмотри, лучше, сколько мы за квартиру теперь платим!
– Ага, а вы не странный, Кирилл Александрович?! – Настя отложила топорик и принялась валять отбивные в мелкопорубленной зелени. – Вон, муж убил жену табуреткой, так вам ничего особенного, а квартплату подняли – это ужас. Включите радио что ли, а то прямо на сердце тяжело от всего этого.
Кир протянул руку и послушно покрутил черную шашечку на боку приемника. Тут из него вдруг ударило такой шквальной волной, что он инстинктивно придержал бумажки, чтоб их ненароком не сдуло со стола.
– Вот-вот! Оставьте! – обрадовалась Настя и, пританцовывая в такт этой какофонии, поставила мясо в духовку.
Кир только головой покачал.
– Ох, Настя, ну что мне с тобой делать? – спросил он сам себя.
Она тоже не слышала вчера никакого шума на лестнице, преспокойно проспала всю ночь в своей светелке и о случившимся узнала от соседей, спустившись утром вниз за почтой. Сейчас, обняв какую-то кастрюлю и прикрыв от удовольствия глаза, она топталась в своем африканском танце на пятачке между столом и холодильником.
– Настя, – позвал ее Кир.
– А? – немного рассеянно отозвалась она.
– Ты на какое ухо-то не слышишь?
Настя покрутила головой.
– На правое, – отозвалась она. – А что?
– Да так, ничего, – проворчал Кир. – В левое ухо человеку черти нашептывают, в правое – ангелы. Получается, что ты, Настасья Филипповна, черт знает кто!
– Павловна, – с радостью в тысячный, наверное, раз поправила она Кира. – Настасья Павловна! И ничегошеньки подобного, Кирилл Александрович. Мой ангел, знаете, тоже не дурак в пустые ворота ломиться. Он наверняка себе какой-нибудь другой способ нашел.
– Ага, морзянку! – съязвил Кир.
– А может, и ее, – великодушно согласилась Настя.
Кир хотел еще что-то добавить, но заулыбался, махнул рукой, вернулся к своим бумажкам, но едва занес ручку, как вдруг страшный грохот донесся из гостиной. Он побледнел и поспешил из кухни.
Старинный сервант в гостиной выглядел так, словно в него попал снаряд. Что уж с ним произошло, теперь было не понять, но полки сложились, и все содержимое осыпалось мелкой стеклянной крошкой. Внизу, на ковре, вцепившись друг другу в волосы, катались мальчик и девочка. Драка происходила в полной тишине. Кир с ужасом смотрел на мелькавшие руки, ноги и налившиеся кровью, как томатным соком, лица. Он заметил злющие глаза, разорванный край одежды, царапину через всю шею. Выйдя, наконец, из оцепенения, Кир засучил рукава и шагнул на ковер.
Спустя полчаса девочка, похожая на маленькую ведьму, сидела на краю дивана. Спутавшиеся волосы закрывали ее лицо и плечи. Она зыркнула в сторону Кира, когда тот приблизился, но ничего не сказала. Кир и не спешил. Он подобрал опрокинутый стул, отодвинул рассыпавшиеся книги, поправил ногой край ковра, подобрал что-то с пола и убрал в карман.
– У него синяк под глазом и губа распухла, – сообщил Кир.
Девочка не шелохнулась. Кир сел рядом с ней, помолчал немного, вдруг обхватил голову ладонями, и его плечи затряслись. От неожиданности она сначала отпрянула, а потом подобралась к нему под бочок, обняла и быстро-быстро зашептала, словно заговаривая:
– Деда, деда, деда…
Ничего не помогало. Она сползла с дивана, встала напротив и с некоторым усилием отвела ладони от его лица. Слез не было и в помине. Кир беззвучно хохотал.
– Ну, ты даешь, – тихо простонал он. – Надо же так измолотить ребенка! Весь в синяках, бедный. А у самой-то – пара царапин.
– Ага! Пара царапин! – возмутилась девочка. – А это?!
Она протянула руку, и Кир, отдуваясь от смеха, принялся ее рассматривать. Не обнаружив ничего, пожал плечами.
– Вот! – она ткнула пальцем в небольшое красное пятнышко у кисти. – Укусил! Как собака.
Кир погладил и поцеловал ладошку.
– Это ты собака. Он пока щенок, – с нежностью произнес он.
– Так мне что, получается, – не выдержала она и вырвала руку. – Все это слушать?! Раз щенок, тогда пусть молчит в тряпочку.
Кир только головой покачал и со стоном встал.
– Иди ко мне, – поманил он девочку. – Дай я хоть причешу тебя, чудище мое.
Девочка послушно поднялась, он ласково шлепнул ее по затылку и поставил перед зеркалом.