Зацеловав друг друга до полусмерти, измученные, истерзанные, полубезумные от острого предчувствия близости, они кружили по ее квартире, круша все на своем пути, задыхаясь и вскрикивая от нечаянного укуса или внезапного прикосновения. Игнат, уже ничего не соображая, срывал с себя одежду и тянулся к Инге, желая обнаженной кожей ощутить ее тело и ее поцелуи. Они провалились в кровать, как в другое измерение, и в мире не осталось ничего, все затопила густая нуга мучительного возбуждения и прозрачного полусна.

Машина остановилась перед облупленным зданием. Над входом была прикреплена новенькая табличка с коротким словом: «Морг». Игнат заглушил мотор. Он старался не смотреть на Ингу.

Спустя несколько минут они вошли в помещение, с пола до потолка выложенное грязно-белым кафелем. По некоторым квадратам длинными черными волосами тянулись трещины. Узкое подслеповатое окно под потолком. Белый резкий свет, неживой воздух. Здесь, в небольшом помещении прозекторской, странно пахло. Игнат подумал, что могло быть источником этого запаха, и содрогнулся.

– Алле, кто там ходит? – внезапно под кафельными сводами раздался громкий мужской голос.

Игнат прокашлялся.

– Мы… родственники… нам позвонили…

– Ага! – Целлофановые «двери» гостеприимно распахнулись, и в проеме возник мужчина в одежде грязно-голубого цвета. – Ну, проходите.

Он поманил их за собой, и они послушно переместились в соседнюю комнату. Это помещение было еще меньше предыдущего, еще ближе обступили кафельные стены, еще гуще ударил в нос резкий запах, назначением которого было скрывать смрад естественного распада. У стены на длинных металлических носилках лежало тело, накрытое простыней.

– Подойдите, – мужчина бросил что-то в мусорное ведро, шагнул к телу и откинул край простыни.

Игнат смотрел не отводя глаз. Перед ним лежал манекен, неподвижная оболочка молодого человека, носившего имя Виктор. Его лицо казалось знакомым, может быть, он даже обслуживал Игната в одном из его ресторанов. Игнат оставлял ему чаевые, и на них этот пацан потом кормил мороженым его жену… Игнат выдохнул. Так это было или нет, в любом случае, теперь уже неважно.

Он всматривался в бледно-голубую кожу век, в почерневшие губы, в пустую жилку, опавшую на виске. Несмотря на все приметы смерти, иллюзия жизни была впечатляющей. Виктор все еще оставался Виктором. Он не превратился в разлагающуюся биологическую массу, не имеющую ничего общего с человеческим обликом. И происходящее выглядело немного абсурдно: молодой мужчина беспомощно лежал посреди неуютного и холодного помещения, а посетители, удовлетворяя свои тайные потребности, бесцеремонно и внимательно рассматривали его. Игнату вдруг пришло в голову, что Инга наверняка не раз видела своего любовника в такой позе – лежащим навзничь и с закрытыми глазами. Только спящим, а не мертвым. Однако Игнат предпочитал не задумываться о том, что сейчас чувствует его бывшая жена. Его заворожила близость смерти, казалось, руку протяни – дотронешься, но так ничего и не узнаешь. «А раньше покойнику еще и ноги веревкой связывали, – неожиданно вспомнил он, – интересно, зачем? Чтобы не убежал?»

Игнат склонился над Виктором. До сих пор он, как ребенок, верил, что должно быть какое-то заклятье, секрет, тайное слово, с помощью которого можно все исправить. Расколдовать и оживить мертвеца. У него уже возникло диковатое желание поцеловать юношу, чтобы тот проснулся, как вдруг услышал странный звук за спиной. Игнат обернулся. Инга без чувств лежала на кафельном полу.

– Нашатырь! – бросаясь к ней, крикнул Игнат мужику. – У вас есть нашатырь?

Тот помог ему поднять Ингу и придержал целлофановые надкрылья на входе, чтобы Игнат вытащил бесчувственное тело в кафельный предбанник. Там они уложили Ингу на кушетку, и вновь Игнат увидел запрокинутое, неподвижное и бескровное лицо. Многовато для одного утра.

– Нашатырь есть? – на этот раз неуверенно повторил он.

Игнат помнил, что всем обморочным суют под нос эту вонючую ватку, вызывая обратно к ненадолго прерванным мучениям. Прозектор пожал плечами. Он знал, что делать с мертвыми, живые вызывали у него лишь недоумение.

– Не надо нашатыря. Пусть пока так полежит. А то очнется, кричать начнет, – сказал он, присаживаясь к столу.

– А она не?.. – начал, было, Игнат, но мужчина перебил его.

– Да нет, в обмороке она, все нормально. Перенервничала, морг, труп, все такое…

Он подергал ящики в поисках сначала какого-то бланка, потом авторучки. Поиски последней ни к чему не привели, Игнат машинально вынул из внутреннего кармана свою и протянул прозектору. Тот кивнул и склонился над бумажкой.

– Так-так, что у нас здесь: «…труп обнаружен по адресу…», ага, ага, «…на теле множественные ножевые ранения…», понятно, «…смерть наступила в результате потери крови…». Еще бы она не наступила… Ну, и что скажете? – внезапно бодро спросил он Игната.

– В каком смысле? – растерянно спросил тот.

– Опознаете или нет? – поднял на него глаза мужик.

– А-а, это… Да, да, – закивал головой Игнат. – В смысле, я знаю его, то есть, знал. Это Виктор… Виктор… – он страдальчески сморщился. – Вот, фамилию забыл…

– Литвинов? – спросил прозектор, заглянув в бланк.

– Да, да, Литвинов, – потер лоб Игнат. – Вроде Литвинов. Да, он.

Мужик хмыкнул над бумажкой.

– Вот народ пошел… Вы что же, фамилию родственника не помните?

– Какого родственника? – не понял Игнат.

– Какого-какого, – передразнил тот и ткнул ручкой в сторону. – Покойного.

– А… этот… Он мне не родственник, – с нескрываемым облегчением произнес Игнат.

– А кто же? – ручка равнодушно скользила по серой бумаге, расставляя то тут, то там какие-то значки и знаки.

– Никто. Ну, то есть любовник моей жены, – уточнил Игнат.

– А… – не поднимая на него глаз, прозектор что-то вписал в разлинованную партитуру. – А это, значит… – он покосился в сторону Инги.

– Ага. Жена. Бывшая. Инга Кирилловна, – отозвался Игнат.

Прозектор с некоторым уважением покачал головой.

– Понятно, понятно… – перо скрипело себе по бумаге. – Так, держите теперь.

Он протянул Игнату ручку и медицинский бланк заключения.

– Впишите все данные и вот здесь и здесь поставите автограф. – Мужчина ткнул пальцем в проплешины на листе, встал, осмотрел кафельные стены и покачал головой.

– Значит, любовник жены… Получается, что вы не сильно расстроены?

Игнат не нашелся, что сказать, зато разговорился прозектор.

– А я вот что скажу, – он доверительно склонился к Игнату, обдавая его этим удушающим концентратом необъяснимого происхождения. – Я вам завидую. Нет, правда. Увидеть своего врага, скажем так, лицом к лицу у меня в кабинете… да я бы год жизни за это отдал. – Он вздохнул. – У меня самого жена знаете, что вытворяла? Дома любовников принимала. Я за порог, можно сказать, в гости к Богу, а к ней в гости кобели с воспаленными причиндалами. Вот что это было, вы мне можете объяснить? В той же постели, где со мной спала… Гадюка! А еще говорят, мужики кобели! Ага, а эти болонки – святые: сидят на кухнях, ждут, суп варят, страдают. Ха! – он то ли хохотнул, то ли всхлипнул. – Пять лет почти прошло, прежде чем я понял, что в моей жизни творится. Чужой носок нашел и припер ее к стенке. Чуть не убил. И что ты думаешь? До сих пор живем вместе. Ну, поколотил ее пару раз, сам сходил к одной шалаве, потом к другой, а потом испугался: смотрю на них всех, а разницы никакой не вижу. Все одно, брат, все одно. Может, они и на нас так же глядят? Вот это все – личность, индивидуальность – по мне ерунда полная. От чего сходимся, расходимся – непонятно. От нас вообще ничего не зависит.