— И ни крошки к чаю не привезет. А ведь у них в Залесье всего навалом. И коровы на лугах пасутся, и свиньи по лесу бегают, и овечки. А он куска сыра и того не привез за все время.

— У такого и гнилого яблока в урожайный год не допросишься. Знал, что Галина не для себя, для нас поросенка покупает, ни копеечки ей не скинул. А еще сосед!

— Но если Галина для вас купила целого поросенка, то где же остальная его часть?

— Пока только фарш привезла. Остальную тушку Игнатий еще не разделал.

— Должно, сегодня привезет.

Игнатий появился ближе к полудню. Он приехал на монастырской «Газели» и впрямь доставил бабкам разделанную тушу поросенка.

Увидев мясо, Катя зашептала:

— Умоляю, ничего из этого в пищу не берите!

Но бабушки так плотоядно облизывались на соблазнительные кусочки свежатинки, что она поняла: не удержатся бабки. Соблазн слишком велик. Долго они постились, а теперь хочется им парной свининки. Пельмени им обломились, а мяско вот оно.

— Давайте Игнатия угостим, — придумала Катя выход из положения. — Если согласится вместе с нами за стол сесть, тогда и нам можно.

Так и сделали. К удивлению Кати, мужик охотно согласился.

— Это вы дело придумали, бабки. В монастыре-то мяса не поешь. Мать и то над душой стояла, каждый кусок пересчитала. А мясо хорошее, свежее. Я специально у дяди Феодора живых поросят взял. Да еще лично осмотрел, здоровы ли. Вот и мясо хорошее.

— Ничего себе хорошее! Нугзар его поел, тут же сдох.

Игнатий удивился. Пришлось отвести его к трупу несчастного волка и рассказать историю неудачливого пельменного воришки. И к радости Катюши, Игнатий встал на ее сторону:

— Мясо убрать. Жарьте картошку, старухи! Ее с огурцами поедим. А мы с Катюшей прогуляемся пока.

Катя такому предложению отнюдь не обрадовалась. Игнатий ей совсем не нравился. Больше того, рассказ Веры заставлял Катю элементарно опасаться его компании. Если он раньше скупщику ворованное золотишко, с кого-то снятое, притаскивал, то не факт, что Игнатий и теперь избавился от этой своей привычки. Кто его знает, зачем он ее погулять зовет.

Места тут глухие. А у Кати в ушах сейчас были симпатичные сережки с рубинами. На груди золотая цепочка с крестиком. Хоть и под одеждой, но она есть. И найти ее ничего не стоит. А пара колечек на пальчиках и так видна, и брильянтики в них хотя и крохотные, но блестят. Может, кто-то скажет, что цацки и не такие уж дорогие, но Кате совсем не хотелось, чтобы все это золотишко уплыло в чужие руки.

Но выбора у нее особого не было. И помолясь, она решила, что лучшей защиты, чем молитва, ей в этих местах все равно не найти. Чему быть, того не миновать.

Но к ее удивлению, Игнатий был настроен миролюбиво.

— Что ты насчет волка говорила — это правда? Он точно мясо сожрал?

— Да.

— И сдох?

— Сам же видел.

— Видел, видел.

Игнатий озабоченно хмурился.

— Вот что, придется нам с тобой в одно место сейчас съездить.

— Куда это? Никуда я с тобой не поеду!

— Поедешь.

Игнатий грубо схватил Катю за руку.

— Мне мать велела без тебя не возвращаться. А мотаться сперва в Залесье, а потом оттуда опять за тобой к бабкам мне недосуг. Так что сейчас вместе и поедем.

— Так ты в Залесье хочешь ехать?

— Поросенка я там брал.

— У Феодора?

— Уже слышала про эту персону? Да?

Катя кивнула.

— Выжига он и куркуль, — буркнул Игнатий. — Я бы его раскулачил в два счета, намерение такое имел, да отец Анатолий не позволяет. Чудак человек! Этот Феодор его первейший враг и есть. Уж сколько он сплетен про отца Анатолия распускал. И порочил его по-разному. И людей своих к отцу Анатолию подсылал, чтобы те самогоном рабочих бы спаивали. А как его люди леса строительные прошлым летом подпилили… Чудом, что никто из мужиков не убился!

— Зачем?

— Потому что вредитель! Я уж давно предлагал, чтобы с этим Феодором разобраться по-свойски.

— Как разобраться-то?

— Да хоть поджечь его хату, окошки-двери подпереть, пущай побегает, пущай поголосит. Может, чего и поймет тогда.

— Ты что! — ужаснулась Катя. — Живых людей подпалить? Это же преступление.

— А не преступление, как этот Феодор вредительствует? Моя бы воля… Эх! Ну да ладно, что без толку говорить. Это отец Анатолий слабину дал, все с Феодором чего-то цацкается, все на исправление его надеется. Шалишь! Не исправится он. С такими людьми иначе разговаривать нужно. Они добрых слов не понимают. Их кулаком учить надо.

И Игнатий показал Катюше свой кулак. Что и говорить, размер кулака впечатлял. Кулак у Игнатия был крепкий, налитой, украшенный несколькими шрамами и татуировкой «Люся любит Колю». При чем тут какая-то Люся и тем более Коля, Катюша не поняла, но кулаком впечатлилась.

И на всякий случай сказала:

— Плохо будет тому, кому этим кулаком по мордасам достанется.

Игнатию ее слова пролились, словно бальзам на сердце.

— А то! — самодовольно произнес он. — Долго я смотрел, как дяденьку обижают, не вмешивался. Но теперь уж Феодор этот границу переступил. Если он тушу свиную отравил, это уже прямая угроза жизни получается. Так что ты со мной сейчас в Залесье поедешь и там эту историю про волка повторишь. Поняла?

— Поняла, — пискнула Катя.

Поняла она главным образом то, что деваться ей некуда. Игнатий за нее уже все решил. И спорить с ним дело зряшное. Тем более вон у него какие кулаки. Два аргумента, против которых не попрешь.

Подзакусив картошкой, Игнатий выпросил у бабок самогонки и выпил на дорогу.

— Для бодрости.

Катя подъедала поджаристую картошечку и поглядывала на Игнатия, кисло раздумывая, куда ему быть еще бодрей. И так энергия из малого так и прет. Ясное дело, что плевать ему и на бабок, и на угрозу их жизни, ему охота кулаки размять. Вот он и хорохорится, и самого себя накачивает. И от мысли, что с этим буяном ей придется ехать в незнакомое место и к незнакомым людям, на душе у Кати становилось как-то совсем тоскливо.

А Игнатий, словно и не подозревая о ее настрое, пил самогонку стаканами. Опрокидывал их в себя так лихо, словно это и не самогонка, а простой компотик.

В Залесье они прибыли с шумом. Влетели на главную площадь так, что едва успели затормозить. Еще спасибо, что им в этом помог огромный ярко раскрашенный столб, стоящий в самом центре площади. В него машина и врезалась. Столб от удара немного накренился, но устоял. А вот Катю мотнуло вперед.