из Алжира во Францию. Реевский, Зигальский и некоторые другие через Испанию и Португалию добрались до Англии и разместились там в Боксмуре близ Лондона, где образовали отдел криптоанализа батальона связи польского генерального штаба в изгнании и изредка выполняли отдельные поручения ПШКШ. Мариан Реевский вернулся после войны на родину и умер в 1980 году в возрасте 74 лет, Хенрик Зигальский остался жить в Англии и ушел из жизни двумя годами раньше своего коллеги.

Честь систематического прочтения шифров “Энигмы” во время Второй мировой войны принадлежит британцам. Наибольший вклад в операцию внесли А. Нокс, С. Александер, Ч. Баббедж, Р. Твинн, Г. Уэлчман, Фр. Эдкок, Д. Маккарти, Э. Уилсон и, конечно же, гений математики Алан Тьюринг, по мнению многих, основоположник компьютерной науки. Тьюринг воспользовался идеей Реевского и на базе польского “циклометра” значительно развил и усовершенствовал идею машинной дешифровки. В конце 1939 — начале 1940 года вместе с Гордоном Уэлчманом он создал новое, полностью механизированное устройство для отыскания ключей к “Энигме” под тем же ироничным названием “Бомба”, которое употреблял, однако, на французском языке. “Бомбы Тьюринга” в обстановке особой секретности производились на заводе “Британской компании машинных табуляторов” в Лейхтворте по контракту, обозначавшемуся шифром “CANTAB”. Дальнейшая научная карьера их создателя, одного из лучших в мире специалистов по математической логике Алана Мэтисона Тьюринга, прозванного коллегами “Проф”, была блестящей, но недолгой. Наряду с криптоанализом, он с декабря 1942 года занимался организацией шифрованной голосовой радиосвязи премьер-министра Великобритании с президентом США. Многие исследователи истории математики и кибернетики полагают, что именно разработка Тьюринга имеет право считаться первым программируемым компьютером. В дальнейшем ученый много работал над проблемами механического интеллекта и имел все основания считаться баловнем судьбы. К несчастью, в 1952 году жизнь Тьюринга трагически изменилась. За гомосексуальную связь с 19-летним юношей он попал в тюрьму и вышел оттуда морально сломленным и лишенным допуска к любым видам секретных работ, следовательно, ко всем делам его жизни, а Алан Тьюринг в 1954 году покончил с собой, приняв цианид.

Математическая суть британского дешифратора стала теперь иной, и именно для отличия от прежней конструкции его часто именовали “Бомбой Тьюринга”. Поляки анализировали условные группы германских радиограмм и искали в них повторяющиеся буквы, англичане же сделали ставку на так называемые “геометрические закономерности” перестановки символов, что принципиально повысило возможности устройства и увеличило его быстродействие примерно в 15 раз. Окончательно доведенный к августу 1940 года дешифратор состоял из трех горизонтальных рядов барабанов, соответствовавших трем установкам роторов вскрываемой “Энигмы”. Каждый барабан имел 104 проволочные щеточки-контакта, и при вращении первого, самого быстрого барабана на переключение каждого из них приходилось по 10 миллисекунд. Скрэмблеры устройства работали параллельно с разрывом в две буквы, образуя таким образом экономящую время каскадную схему дешифровки. Одновременно с установками роторов дешифраторы определяли комбинацию шнуров на штепсельной панели “Энигмы”, что являлось весьма сложной задачей, нередко уводившей криптографов на ложные пути.

Ряд специалистов придерживается несколько шокирующего для широкой публики мнения: они утверждают, что в действительности шифры “Энигмы” так никогда и не были вскрыты в полном смысле этого слова. Действительно, прочтение некоторых, пусть даже многих сообщений еще не является доказательством того, что все закрытые шифратором тексты могут быть гарантированно прочтены. Полный анализ истории операции “Ультра” невозможен и по настоящее время, несмотря на огромный объем рассекреченного материала, но ее участник Гордон Уэлчман, а вслед за ним и известный историк разведки Найджел Уэст настаивают на том, что вскрывались лишь те сообщения, при шифровании которых немецкие операторы допускали нарушения утвержденной процедуры секретности и тем самым давали своим противникам ключи для их дешифровки[32]. В самом деле, каждая “бомба” перебирала полмиллиона возможных комбинаций в течение нескольких часов, а криптографическая стойкость шифров “Энигмы” была значительно выше, и если бы не промахи и ошибки германских шифровальщиков, количество прочтенных документов могло бы быть просто мизерным. В качестве примера приводится морской шифр “Ойстер”, не поддавшийся долгим и упорным попыткам англичан вплоть до конца войны и даже позднее. Причиной этого была особая внимательность использовавших его операторов-подводников и удачные формулировки исходных текстов. Уэст не без оснований утверждает, что подлинным секретом “Ультры” были те нарушения процедуры шифрования, которые допускались немцами и использовались ПШКШ/ШКПС в своих целях, поскольку если бы информация об этом просочилась к противнику, то ужесточенные меры секретности, судя по всему, сделали бы “бомбы” значительно менее эффективным оружием. Сами того не зная, немецкие операторы “Энигм” зачастую невольно способствовали противнику. Армейские шифровальщики были не слишком опытными и к тому же набирались из солдат с менее развитым по сравнению с кадровыми военными чувством ответственности. Они часто ошибались, иногда по ошибке преждевременно закрывали сообщение новыми, еще не введенными в действие ключами, и тогда его приходилось повторять, используя уже раскрытые ключи, тем самым позволяя открыть переписку следующего дня. Часто операторы ленились устанавливать произвольную комбинацию на штепсельной панели, а использовали стандартные соединения по горизонтали или по диагонали, радуя своих противников. Особенно этим грешил персонал люфтваффе, и не случайно первые прочтения германских шифров в 1939 году относились именно к переписке военно-воздушных сил.

На флоте дело обстояло иначе. К работе с “Энигмами” допускались исключительно офицеры, поэтому подобных промахов здесь не случалось. Сама процедура шифрования на флоте также в корне отличалась от общепринятой и обеспечивала крайне высокую степень секретности. Прежде всего, это касалось самой уязвимой части сообщения, а именно — условной группы, содержащей индикаторы установок машины. Моряки также предваряли сообщение двумя трехбуквенными сочетаниями, представлявшими собой “группу индикатора процедуры” и “группу индикатора шифра”, однако при этом добавляли к началу первой и в конец второй из них по одной произвольной букве. Таким образом преамбула превращалась из шестибуквенной в восьмибуквенную, а затем одна ее часть помещалась под другой, и образовавшиеся вертикальные пары букв записывались в строку в виде так называемых “биграмм”. На этом процедура защиты не заканчивалась. Полученные четыре пары букв перешифровывались по действовавшей на день передачи сообщения кодовой таблице, и лишь после этого радиограмма уходила в эфир. С перепиской подводных лодок дело обстояло еще сложнее. В кригсмарине применялась в этом случае особая процедура под названием “Стихворт”, вводившаяся в действие по специальному кодовому сигналу. При его получении шифровальщик вскрывал заранее полученный запечатанный конверт с ключевым словом, на основании букв которого изменял первоначально заданное в списке ключей на текущий день взаимное расположение роторов, их установки и шнуровые соединения на штепсельной панели. Все эти меры предосторожности позволили