Взгляд Райнера изменился. Нет, доверять этому хитрому степному льву он бы не решился, но выслушать его мог и должен был. Все это казалось Райнеру более чем странным. Махариб пришел к нему, чтобы о чем-то попросить. Его! Ничтожного, по словам самого Асафа, раба принцессы Эмины. Так с чего бы такая честь? Или он что-то не понимает?

— Принцесса Эмина выказала желание видеть тебя среди своей охраны, — начал Асаф, — при условии, конечно, если ты пройдешь испытание боем. Но ты сам понимаешь, это не освободит тебя от оков. Принцесса никогда не снимет их с тебя, потому что ей нужна твоя преданность, пусть и с вмешательством магии.

Молодой воин оскалил клыки. Ему совсем не понравились слова Асафа, зато они многое прояснили и подтвердили его догадку о том, что браслеты на его руках, не просто знак рабства, а нечто большее. Помимо своей воли Райнер уронил взгляд на руки махариба и, не заметив на них таких же браслетов, поднял взгляд.

— Я — свободный человек, — правильно истолковал взор раба махариб. — Не раб, в отличие от тебя! — и улыбнулся так гадко, что у Райнера мгновенно зачесались ладони и мужчина даже смог представить себе, как смыкает их на шее старого воина.

— Говорите, зачем пришли, — тем не менее, сказал он.

— Ты ведь не был рожден рабом, — Асаф склонил голову чуть на бок, — тебя им сделала пустыня. Я же предлагаю свободу. Завтра утром тебе предстоит бой с одним из лучших моих людей. Исход этого сражения решит, останешься ли ты рабом принцессы в качестве ее охранника, либо тебя продадут в город кому-то из купцов. Кому-то, — глаза махариба вспыхнули, — от кого ты сможешь с легкостью убежать.

— Вы так уверены в моей победе?

— Да. Я умею видеть людей и знаю, кем ты являешься на самом деле, — Асаф отошел на шаг назад и чуть откинул голову, словно только увидел молодого раба. — Взгляд, повадки, столь быстрое восстановление после тяжелых ран… даже строение тела и разрез глаз… — проговорил он, будто размышляя вслух.

Райнер едва сдержался, чтобы не зарычать, но лишь сжал руки в кулаки, пристально глядя на говорившего. Этот советник принцессы был слишком проницателен и умен.

— Если завтра ты проиграешь бой, я сделаю так, что на некоторое время ты останешься без рабских оков и сможешь сбежать, — продолжил Асаф, — для такого как ты это не составит труда…

— Если только ваш человек не убьет меня прежде, — возразил Райнер.

— Это будет не мой человек и нет, он тебя не убьет! — сказал махариб.

— Я должен вам верить?

— А разве у тебя есть выбор?

Райнер смотрел в глаза махариба и понимал, что этот человек уберет его со своей дороги в случае первой необходимости. Не понимал молодой воин только одного: чем уже успел насолить этому Асафу? Он был уверен, что не знал мужчину ранее и уж точно они не встречались на поле брани, а значит, между ними не могло быть вражды, но только как понимать столь яростное желание избавиться от него? Ведь не по доброте душевной Асаф хочет отпустить его, вовсе нет, а значит есть ответ, просто он его еще не нашел.

«И что же тебе от меня нужно? — подумал Райнер. — Чем я помешал, сам того, не осознавая?» — но ответа на было. Лишь молчаливое ожидание Асафа, смотревшего в синие глаза раба.

— Решайся! — проговорил махариб. — Времени на раздумья осталось не так много. Если хочешь вырваться на долгожданную свободу, придется довериться мне.

«Довериться!» — повторил про себя Райнер. Именно это он делать и не собирался. С некоторых пор мужчина привык доверять только себе самому и это не раз спасало ему жизнь. Не собирался он отступать от своих привычек и теперь, при этом считая, что старому воину не стоит знать об этом. Пусть думает то, что хочет.

— Проиграй бой, раб, и не пожалеешь! — сказал Асаф, внимательно следивший за выражением лица Райнера. — Получишь свою свободу.

— Даешь слово? — спросил Райнер.

— Рабу? — удивился махариб.

— Я — не раб! — ответил мужчина, хмуря брови.

— Правда? — усмехнулся Асаф и выразительно покосился на браслеты, сковавшие запястья воина.

— Если ты судишь человека только по оковам на его запястьях, тогда ты плохой советник своей госпоже! — заметил Райнер. — Ведь эти оковы можно надеть на любого, даже на тебя!

Мужчины посмотрели друг на друга. Взгляды перехлестнулись, словно два меча, высекая искры недовольства. Оба видели друг друга насквозь или думали, что видят сокрытое. Несколько мгновений они просто смотрели, пока Асаф первым не отвел глаза, при этом ухмыляясь так, словно был уверен: раб последует его совету и сделает все, как надо.

— Думай до начала боя, раб! — сказал он, покидая сарай. — Я еще раз спрошу твое решение и только от тебя будет зависеть, получишь ли ты долгожданную свободу или навеки останешься в этих браслетах!

Райнер проследил за уходом мужчины. Едва двери за ним закрылись, как воин сел на свой тюфяк и, привалившись спиной к стене сарая, закрыл глаза, размышляя. Так он провел время, пока не принесли завтрак. Остальные рабы уже встали и застелив свои нехитрые постели, принялись за еду: чаша с водой и каша. Перед Райнером поставили тарелки, но он даже не пошевелился.

— Жри что дают! — недовольно проговорил воин-охранник и пнул носком сапога Райнера в ногу, но раб никак не отреагировал на это действие, продолжая сидеть на месте. Разозлившись, охранник вознамерился перевернуть тарелку с едой, когда в дверном проеме, закрывая свет, возникла маленькая фигура.

— Оставь его! — раздался голос, высокий, словно трель птичьей песни.

Воин поклонился и отошел в сторону, а девичья фигурка, тонкая, словно стебель камыша, приблизилась к Райнеру и посмотрела на него сверху вниз.

— Почему ты не ешь? — спросила она.

— Айше… — произнес мужчина и лениво, словно кот, греющийся на солнце после сытного обеда, приоткрыл сперва один, затем и второй глаз.

— Раб, я задала вопрос! — сказала она.

Райнер усмехнулся, про себя удивляясь тому, как не идут тонкому птичьему голосу девчушки повелительные интонации.

— Разве ты и сама не рабыня, Айше? — спросил он.

— Я стою выше тебя, не забывайся. Я — садике (7) принцессы, а ты — просто раб!

— Ну и зачем ты пришла ко мне, садике повелительницы? — спросил насмешливо Райнер.

Айше открыла было рот, чтобы ответить, но тут покраснела и опустила глаза. Ей хватило времени два удара сердца, чтобы прийти в себя.

— Я пришла пожелать тебе победы в предстоящем бою! — сказала она и снова, взяв себя в руки, посмотрела