забыл вставить… Учить надо людей! Поручите это дело Никитину, ведь он прекрасный гранатометчик.

— Учили, объясняли. Черт его душу знает! — вспылил Проскунин. И тут же спокойнее сказал: — Но объяснений, видимо, мало, а кидать гранаты опасаемся: взрывы немцы могут услышать. Но что-нибудь придумаем. Найдем полигон подальше от базы, на болоте или в овраге.

— Надо это сделать. — Бормотов обвел взглядом партизан, спросил: — Что, спать, товарищи?

— Спать успеем, Александр Иванович! Новости хотели бы послушать, — сказал Фомичев. Он собрал миски, вытер тряпкой тесовый стол. Расставил кружки с чаем, которые от плиты передавала ему Евдокия Степановна.

— Новости? — переспросил Бормотов и задумался. — Хорошо, начну с близких нам дел. Сегодня партизаны из отряда Шапошникова тоже поработали. Аникеев, Грибов и Никитин, однофамилец вашего Михаила Матвеевича, расставили пятьдесят неизвлекаемых мин. Вырезали во многих местах кабель. Это хорошо. Задержка вражеских танков и орудий хотя бы на несколько часов — это очень важно! В нашем районе гитлеровцы задержатся, в другом постоят, в третьем замешкаются — это ведь помощь Москве! А за Москву, товарищи, сейчас идут жестокие, кровопролитные бои. Каждый задержанный нами танк — это спасенные жизни красноармейцев. То, что можем, мы будем уничтожать. И гитлеровцев и их технику! Но задерживать — тут у нас возможностей гораздо больше. Пусть наши дороги и мосты станут непроезжими, как противотанковые рвы, как надолбы. Это главное.

Бормотов оглядел молчаливых людей, сидевших тесно вокруг стола, понизил голос, сказал доверительно:

— И еще вот что, товарищи. Фашисты — вояки неплохие, упорные, хитрые. Об этом забывать нельзя. Их разведка и гестапо вышколены, натасканы. Но при всем этом гитлеровцы тупицы. Да, да, наглые, самоуверенные тупицы. В нашем районе фашисты чуть больше недели, а звериное лицо уже населению показали. Грабежи, запугивания, бесчинства, скотское поведение в крестьянских домах. Поэтому ненависть к оккупантам растет. Население готово нам помогать во всем. Но, товарищи, здесь мы должны быть осторожны. В села без крайней необходимости не заходить. Боевые операции проводить на дорогах, в лесу, в поле. Но не в населенных пунктах. Не давать карателям лишнего повода к расправе. За это вам не раз потом скажут спасибо женщины, старики, подростки.

Партизаны выразили свое согласие:

— Это точно! Фашисты без того прольют немало крови.

— Вот и договорились, — Бормотов потер ладонью лоб. Хотя в землянке было тепло, пальто он так и не снял: немного знобило, побаливала голова. — А уж если договорились, то уговор надо соблюдать, товарищи. Понимаю — трудно. Нелегко разведчику пройти мимо родного дома, не проведав близких. Да и обогреться, поесть, отдохнуть хочется. Но придется себя сдерживать.

Бормотов встал, улыбнулся:

— А теперь мой приказ: всем спать!

Когда партизаны разместились на отдых, Бормотов развернул на столе карту. Глахов охотничьим ножом застругивал красный карандаш.

— Ну, где и сколько? — спросил Бормотов.

Проскунин рассказал о минировании дорог. Глахов сделал пометки на карте.

— Хорошо, Василий Федорович! — сказал Бормотов, узнав о подробностях ночного похода. — А теперь давайте вашу карту.

Горячев развернул свою карту, точно такую же. Обозначил участки дорог, заминированные отрядом Шапошникова.

— Значит, все дороги на Каменки закрыты?

— Да, можем считать, что объезда у гитлеровцев нет, — ответил Бормотов. — К местам минирования пошлем разведчиков: о результатах работы мы должны знать точно.

Потом Проскунин рассказал о передаче Александрову обоза.

— Пожалуй, на Александрова положиться можно, — проговорил Бормотов и, почему-то взглянув на лежавших на нарах людей, тут же заговорил о другом: — Хорошенько продумайте, товарищи, связь и сигнализацию. Издали, с опушки леса, мы должны знать, есть ли немцы в деревне. К примеру, Анна Ивановна Карабашкина вывешивает на плетень белье, если в деревне гитлеровцы. Это надежно. Семидесятипятилетнюю женщину, вывешивающую белье, трудно заподозрить в связи с партизанами. И везде должно быть так.

Вскоре Бормотов, Глахов и Проскунин легли спать. В землянке бодрствовал один Горячев — на нынешнюю ночь начальник караула. Примостившись у печки, он острым ножом вырезывал из можжевеловой палки шахматную фигуру. Отгоняя дремоту, Горячев все стругал и резал крепкое, как кость, дерево. На палке обозначилась красивая голова коня.

6

Сразу после подъема, до завтрака, Проскунин построил отряд на поверку. Партизаны стояли в две шеренги. Бормотов и Глахов обходили строй, осматривали одежду, проверяли оружие. Одежда штатская, разная: телогрейки, куртки, пальто. Оружие отечественное: безотказные винтовки, наганы, гранаты. Патроны прямо в карманах и в заплечных мешках.

Бормотов остановился перед Никитиным, окинул его взглядом с головы до ног: фуражка, телогрейка, хромовые сапоги.

— Не легко ли одеты, Михаил Матвеевич?

— В самый раз, Александр Иванович; легко — фашиста догонять сподручней, — четко ответил Никитин.

На левом фланге, любовно поглядывая на станковый пулемет, стояли Фомичев и Косякин. Подойдя к ним, Бормотов неожиданно, резко подал команду: «К бою!»

Фомичев упал, схватился за пулемет. Быстро протащил через приемник латунный наконечник ленты, поданной Косякиным, откинул рукоятку дважды, доложил: «Готов!»

— Хорошо, быстро управляешься! — похвалил Бормотов. — А вот штабную машину все же упустил.

Фомичев не смутился:

— Так у меня же в тот раз ручной пулемет был, а не «максим»! И лоси подвели, конечно.

— В таком деле оправданий не должно быть! — строго сказал Бормотов.

— Есть никаких оправданий! — Фомичев вытянулся в строю. — В другой раз пусть хоть стадо слонов появится — глазом не моргну!

Скрыв улыбку, Бормотов повернулся, медленно пошел обратно. Остановился перед строем, посредине.

— Что ж, товарищи, оружие у нас есть, воевать можно. Теперь мы огляделись, привыкли к обстановке. Вот вы в строю, вы бойцы. В деревнях и селах наших разместились фашистские бандиты. У них много танков, самолетов. — Бормотов обвел глазами строй, повысил голос: — Но на своей земле хозяева мы, вооруженные представители советского народа!

В лесу было тихо. На востоке разгоралась холодная заря. Морозило. Вдруг со стороны Каменок донесся глухой взрыв. Потом другой. По лесу покатилось эхо, будто отдаленное «ура» в цепи.

— Друзья! — сказал Бормотов. — Это на наших минах рвутся фашистские танки. Наступили на землю русскую, да оступились…

Чуть помолчав, Бормотов приказал участникам ночной вылазки выйти из строя.

Девять человек шагнули вперед.

— От имени подпольного райкома всесоюзной Коммунистической партии большевиков выношу благодарность!

— Служу Советскому Союзу! — негромко раздалось в ответ.

Когда партизаны встали в строй, Бормотов вскинул голову, сказал резко:

— Так воевать и впредь. Смерть за смерть! И… почтим память Василия Павловича Елагина. — Бормотов сдернул шапку. — Товарищ Елагин умер достойно. Он стрелял по врагам до последней секунды. Вечная ему слава!

Партизаны стояли, обнажив головы.

Донеслись еще три отдаленных взрыва. Это немецкие танки напоролись на мины партизан Шапошникова.

После завтрака партизаны чистили оружие, изучали минное