этот явно спёкся. Думать начал, а это в нашем деле опасно. Нам голову не надо загружать, голова орган нежный, от переизбытка мыслей может сломаться. Вот совсем недавно инструктор обкома партии, товарищ Пахомов, похвалил главного редактора за цикл статей о пресловутой девочке с косичками, которая попала в лапы мракобесов. Сказал, что это очень правильные статьи и автор правильно мыслит. То-то и оно, что этот Климов пишет хорошо, даже слишком. Надо постараться опустить этого окрылённого Климова на землю, желательно мордой в навоз. А иначе такой кадр может и самого главного редактора подсидеть: скажут в обкоме, что ты, товарищ, устарел уже, надо дать дорогу молодым, таким как перспективный Климов. А кто сейчас у нас Климов: он уже кандидат в члены партии. Скоро станет партийным, тогда до него фиг доберёшься. Климова сейчас надо останавливать. Вот и просигнализируем товарищу куратору из органов, что Климов стал задумываться, меньше писать про девочку с косичками, философствовать стал. Тоже мне Бердяев. И с членством в партии надо повременить, не дорос ещё товарищ Климов. Хе-хе, а как вы хотели. Идеологическая работа такая. Здесь сопли не нужны. Здесь только сволочам без всякой совести работать, так-то. Таким как спецкор Матвеев, тот свои статьи пишет, словно рапорт куратору (скорее всего и куратор у нас один и тот же). Ни ума, ни фантазии. Зато делает то, что ему скажешь, и не думает. Такой не подсидит: органам не надо чтобы он стал начальником, им надо чтобы он тупо освещал обстановку в коллективе.

Да, тяжёлая у меня работа — подумал главный редактор — и достал из тумбочки бутылку водки и стакан. Это лекарство всегда помогало смотреть на мир трезво.

В это же время инструктор обкома товарищ Пахомов тоже доставал из тумбочки бутылку коньяка и стакан. Ему уже по чину снимать усталость с помощью более качественного напитка.

Глава шестая

Вот такие нешуточные страсти происходили в городском культурном обществе. Это вам не сиволапая деревня, где муха пролетит — уже событие. В деревне всё просто, как коровье мычание. Страсти, конечно, случались, но, чтобы дотянуть до шекспировских, как-то не выходило, чай не город. Может где страсти и не дотягивали до шекспировских, но только не в деревне Девица.

Весна неспешно вступала в свои права, ярко светя Солнцем, грея землю и растения, готовые распуститься молодыми изумрудно-зелеными листьями и бутонами цветов.

Санёк, ну, тот, который Варвары муж, встретил своего разлюбезного кума Витька, который гнал свой видавший виды самосвал по деревенской улице. Естественно, Витьку пришлось остановиться и отчитаться куму, куда это он так деловито намылился.

— Дык, послали в Путь Ильича, подсобить им, — сплюнул Витёк. — Зашиваются там.

Санёк понимающе покивал головой. Нужное дело. Завсегда соседу помогать надо. Но и кума предупредить тоже надо:

— Ты там смотри, предохраняйся, — сплюнул Санёк. — Эти в Путях Ильича те ещё затейники.

— Чё?

— А то допомогаешься там: поймаешь какую заразу.

— И чё? — продолжал тупить кум.

— Потом Вальку наградишь, и куму, — пояснил Санёк. — Беда придёт. Лучше к Иришке смотайся, она, кстати, привет тебе передавала, говорит, что-то Витёк совсем дорогу к её дому забыл. Так тропинку может кто-то другой протоптать.

Санёк знал, что говорил. Если Витёк притащит заразу из командировки, то потом всей деревней придётся страдать. Иришка, Валька, да и сама кума разнесут её по всем домам. А Саньку это и даром не надо, такое счастье.

Наставив кума на путь истинный, Санёк продолжил неспешное шествие по деревне. Эх, горячая стала пора — подумал он — весна пришла, теперь целый день задница в мыле. Да, тяжёлый хлеб колхозника, надо бежать в поле и усиленно работать, ибо, кто не работает, тот не ест… Однако, весна, хоть и снег ещё, а она, падлюка, затрагивает самые чувствительные струнки в душе человека, особенно с тонкой, но не оцененной, натурой, вот как у Санька. Правда, у Санька в его душе хорошо натянуты только три струнки, как у балалайки: пофигизм, алкоголизм и патриотизм. Струнки «хочу поработать» не наблюдалось. С философской отрешённостью Санёк остановился на перепутье и стал созерцать свой внутренний мир: внутренний мир потребовал вдумчиво покурить папироску и не спешить идти трудиться, ибо от работы даже кони, как мухи дохнут. Санёк точно не хотел уподобляться такому коню, а тем более мухам. Струнка в его душе, отвечающая за пофигизм, запела громче. От задумчивости его отвлекла появившаяся вдруг перед его носом кума Светлана. Проводив своего Витька в командировку, женщина решила пройти по деревне на предмет новостей.

— Эээээ… Светик, — сплюнув начал галантный разговор Санёк. — Какие перспективы на урожай… картошка-маркошка, всякий лучок-чесночок…?

— Вот же ты, кум, какой галантный и обходительный. Прямо как Цицерон….

— Дык, я такой, — приосанился Санёк.

— Умеешь же заинтриговать женщину. Вот только пару слов сказал, а я уже вся согласна….

А что такого? Весна ведь. Гормон играет, щепка на щепку лезет. Сладкая парочка, совершенно случайно встретившаяся, решила кое-куда уединиться, обсудить, так сказать, виды на урожай. Пофигизм не лечится… Ну и не надо… Конечно, вечно пьяный Санёк далеко не принц, но в деревне как-то принцев не наблюдалось, бери, что есть. Это в некоторых городах за границей, говорят, принцев, как кошек на помойке.

Зато Витьку в этот день выпала судьба много работать за баранкой своего самосвала. Вечером, когда его, уставшего, покормила ужином путьильичёвская повариха Маришка, Витёк горестно вздохнул и спросил у Маришки:

— А что, Мариш, давай самогонки возьмём, да на сеновал. Нормально, да?

— Да, ладно, — махнула рукой женщина. — Чё там делать?

— Будем самогонку там пить….  На звёзды любоваться. Я тебя за попку потрогаю….

— Э, Витёк, я же не дам, — заверила женщина. Смотреть на звёзды в холодном сеновале с Витьком ей и нахрен не впиралось.

— Ладно, — вздохнул уныло Витёк. — Тогда опять самогонку будем пить…

* * *

Зима. Весна. Лето. Жизнь в деревне продолжалась, несмотря ни на что. Даже полоумный внук бабки Тимофеевны стал выходить из дома во двор, и даже бегал по деревенской улице. Ну, как в деревне, да без деревенского дурачка. Теперь в деревне Девица стало всё как у людей, даже деревенский дурачок свой имелся. Впрочем, жители убогого Василька от себя не гнали по причине его совершенной безобидности. Ну, бегает и бегает, бормочет себе постоянно что-то под нос, но то такое дело, природа на внуке Тимофеевны отыгралась. А Васильку настоятельно требовалось общение с носителями языка, но местные какие-то странные носители. Почему-то, они наотрез