— Дача ваша, вы не подумайте! Валерий Илларионович очень ждал вас, надеялся увидеть до… — Он запнулся. — И квартира, и дача — все ваше. Еще коллекция монет, рисунки, несколько картин, очень ценных, столовое серебро. Я вроде как хранитель. Я все вам покажу.

— Так что же случилось с Лилей? — спросил гость, пропустив мимо ушей сказанное. — Я не помню наших соседей.

— Она умерла… разбилась. Выпала из окна и разбилась. Она была… — Эмилий Иванович замялся. — Она была необычная, никуда не выходила после смерти мамы, целых одиннадцать или двенадцать лет. Очень красивая, я покажу фотографию. Ее мама покончила с собой, но это недостоверно. Валерий Илларионович не верил… и я тоже не верю. Правда, я ее не знал… то есть маму Лили.

— Понятно. Слушай, Эмилий, тут есть какой-нибудь ресторан или кафе? Пойдем посидим. Помянем деда. Я не узнаю Посадовку, столько новых домов, заборы по три метра… В мое время такого не было.

Они вышли на заросшую травой улицу…

— Дед рассказывал про меня? — спросил Сергей, когда они сидели в небогатом кафе около автобусной остановки.

— Рассказывал, — смутился Эмилий Иванович. — Немножко. Говорил, что виноват перед вами.

— Дед так сказал? — удивился гость.

Эмилий Иванович кивнул.

— Он говорил, что выгнал меня из дому?

Эмилий Иванович покачал головой — нет.

— Дед выгнал меня из дому, я его обокрал.

— Вы… обокрали? — пролепетал Эмилий Иванович, в смущении уводя взгляд, — он не знал, как расценить слова нового знакомца.

— Обокрал. Вел себя как последняя сволочь, даже вспомнить стыдно. После армии я запил страшно, не мог забыть — под огнем был, убивать пришлось, вот меня и затрясло. Потом наркоманить начал, выносил из дому одежду, деньги. Как вернулся, с полгода держался, а потом… спать не мог, кошмары снились, кричал, бился. Однажды разнес кулаком зеркало — не узнал себя, испугался. Работать не мог, стал красть. А однажды вынес старинные золотые серьги, бабушкины. Дед тогда страшно разозлился, кричал: «Проклинаю, подонок, пошел вон!» Я и ушел. Так и пропал бы, но встретил одного человека, который развернул меня в другую сторону. Пусть земля ему будет пухом. Когда-нибудь расскажу. Ты, Эмилий, лучше про деда и Лилю расскажи.

И Эмилий Иванович стал рассказывать ему про Лилю. Про то, как Валерий Илларионович познакомил их, как он стал бывать у нее, про то, что она рисовала бабочек, а Валерий Илларионович подарил ей Тяпу. А потом она выпала из окна, то ли случайно, то ли… Эмилий тяжело вздохнул. В три утра. Такая трагедия… жалко — не передать. Валерий Илларионович сразу сдал, да так и не оправился. Такой был оптимист по жизни, такой весельчак, никогда не унывал, а тут все вдруг кончилось. Он постарел на глазах, согнулся… все время ходил на кладбище. Мы вместе ходили. Я вас провожу туда, к дедушке.

Сергей слушал молча, сцепив кулаки. Даже лицом потемнел. Эмилий, почувствовавший к нему доверие, выкладывал все как на духу. Да и выговориться хотелось.

— Вы надолго? — спросил он и испугался, что гость может подумать, будто он ему не рад. — Можно остановиться в квартире Валерия Илларионовича или у меня, как хотите, — заторопился он. — Я живу один.

Он хотел рассказать про маму Стеллу Георгиевну, но постеснялся — человек по делу, а он с пустяками. Он вообще стеснялся говорить о себе: все, что с ним происходило, было обыденным и совершенно не стоило внимания.

— Завтра мы можем сходить к нотариусу, если хотите.

— Посмотрим, Эмилий. Я всего на пару дней. Давно собирался, виноват я перед дедом. Боялся, дурак, и стыдно было. Много раз думал… и опоздал.

— Он вас любил, — сказал Эмилий.

— Любил, — согласился Сергей. — Жаль, что не успели проститься. Я его тоже любил. Любил и уважал. Дед был личность. И хороший художник. По-дурацки получилось… обидно.

— А где вы живете?

— В Португалии, в пригороде Лиссабона. У меня торговый бизнес. Дед думал, я буду художником, помню, как он пытался приучить меня к бумаге и карандашу, а я… — Он махнул рукой. — Ты бывал в наших краях?

— Нет. Я нигде еще не бывал, как-то не довелось.

— Приглашаю в гости, — сказал гость. — Серьезно. Ты работаешь?

— Работаю в музее, в отделе рукописей.

— В музее? Знаю, дом с колоннами, в парке.

— Нет, я в губернской канцелярии, это на другом конце парка. Там что-то вроде архива. Знаете, небольшой старинный домик с маленькими глубокими оконцами…

— Знаю. Нравится тебе? Не скучаешь с бумажками?

— Ну что вы! Я не скучаю. Я раньше работал в школе, потом в книжном магазине, а теперь в музее, четыре года уже. Там хорошо, особенно весной и летом, полно жасмина, липы цветут, очень тихо.

— Липы — это хорошо…

Они помолчали. Эмилий Иванович сказал:

— Дедушка оставил вам письмо, он верил, что вы когда-нибудь вернетесь. Надеялся.

— Виноват я перед дедом, Эмилий, и не оправдаешься теперь, нет его. Значит, и прощения не будет. Ну да что там… Спасибо тебе, друг. Давай за упокой деда!

Они выпили не чокаясь.

Гость уехал через два дня. Эти дни он жил в квартире деда. Эмилий каждый день до работы прибегал с кастрюлькой дамплингов, они завтракали и разговаривали. Сергей варил кофе…

— Хороший ты парень, Эмилий, — говорил Сергей. — Надежный.

Эмилий Иванович смущался и краснел. Ему было хорошо с новым знакомым, хотя они были такими разными — бывалый человек Сергей Ермак, хлебнувший и повидавший всякого, и тихий и домашний Эмилий Иванович, просидевший всю сознательную жизнь на одном месте.

Он передал Сергею дедово письмо; тот отобрал несколько фотографий из семейного альбома и какие-то мелочи на память. Оставил денег, поручил Эмилию приглядывать за собственностью и уехал. Сказал, что пока не решил, продавать или оставить. Обещал прислать вызов. И еще сказал: «Будем на связи».

Эмилий Иванович часто с чувством симпатии и восхищения вспоминал Сергея, который был, в его представлении, вполне романтическим героем: сумел преодолеть себя, подняться из грязи, живет в Португалии, состоялся. Иногда вздыхал, понимая, что сам он… и сравнить нельзя! Сергей был как герой из сериала. Как граф Монте-Кристо.

Они действительно были на связи — на Новый год Эмилий Иванович получил из далекой Португалии открытку и подарок — кожаное портмоне с гравировкой на серебряной пластинке: «Моему другу Эмилию. Сергей». Открытка изображала горы, зеленое пастбище и двух славных овечек с колокольчиками, а на другой ее стороне имелась красивая марка. Вот уж воистину «именины сердца»! Эмилий Петрович был горд и счастлив. Он положил портмоне перед собой на письменный стол, работал и все время поднимал взгляд, чтобы полюбоваться. Подарок издавал одуряющий запах кожи и лака, что тоже было приятно…