5 октября 2015 года. Москва, Новое Медведково

Лана вернулась домой с открытия выставки работ художника-фотореалиста Семена Файбисовича в первом часу ночи. Спустила с рук Карли, сняла с его шеи атласную лиловую — в цвет платья хозяйки — ленточку. Сбросила с усталых ног туфли на десятисантиметровой шпильке. Карли рванул на кухню, начал шумно лакать воду. Женщина пошла следом: ей тоже хотелось пить.

Достав из холодильника бутылочку «Перье», она открутила крышку, перелила дорогостоящую влагу в стеклянный стакан. Карли тявкнул, привлекая внимание к пустой мисочке для корма. Лана удивилась: обычно Федор накладывал корм для песика дважды в день: утром, перед тем как уехать в офис, и вечером — сразу, как являлся домой.

Отмерив питомцу стаканчик «собачьих сухариков», хозяйка тщательно вымыла руки, допила свою воду и направилась в спальню, которую когда-то делила с мужем, а теперь навещала лишь тогда, когда хотела о чем-то с ним поговорить.

Спальня была пуста.

Это Светлане не понравилось. Федор всегда ночевал дома.

Выйдя за него замуж, женщина обнаружила, что стала женой настоящего трудоголика: Лукьянов пропадал в офисе и в будни, и в выходные, задерживался допоздна и брал работу на дом, порой ездил на какие-то конференции и симпозиумы, в том числе в Европу. Но еще ни разу не было такого, чтобы он не вернулся домой до полуночи.

В последнее время муж вообще вел себя странно, и Лану это беспокоило и напрягало.

Женщина вышла из спальни, сильно хлопнув дверью, и направилась в «свою» ванную комнату, чтобы снять с лица вечерний макияж.

Усевшись перед столиком с зеркалом, Света смочила пару ватных дисков жидкостью для снятия макияжа и, глядя на свое отражение, принялась стирать с лица слои пудры, тонального крема, основы под макияж и прочих косметических продуктов. Однако мысли ее витали далеко.

Она чувствовала, что теряет мужа, что у него появилась другая, тайная жизнь, какие-то секреты, но не понимала: как такое могло произойти?

Пару месяцев назад она, стараясь изобразить сочувствие, поинтересовалась у Федора:

— Ты встречался с Ингой, дорогой? Удалось ли ей забеременеть?

— Нет, не удалось, — ответил мужчина коротко и холодно.

— Что ж тебе так не везет, Тео? — похлопала Лана мужа по плечу. — Может, сделаешь перерыв или откажешься, наконец, от своей затеи? Уже столько денег потратил впустую. Эти врачи присосались к тебе, как пиявки, лишь бы побольше денег выманить!

— Может, и откажусь… — поразил Лану ответом Федор. Но больше ничего говорить не захотел, а она не рискнула расспрашивать, опасаясь выдать ликование, которое овладело ей после его слов.

Неужели муж наконец-то понял, что зря старается? Неужели готов смириться с поражением и отказаться от навязчивой идеи обзавестись наследником?

Лана детей не хотела. Категорически. Так что бесплодие мужа стало для нее просто подарком небес! Жаль только, что бесплодие оказалось не абсолютным, а современная медицина предлагала жутко дорогие, но довольно действенные способы решения этой проблемы.

Лане пришлось хитрить и изворачиваться, чтобы помешать Федору осуществить его заветную мечту. Но, видимо, старалась она не напрасно: последние пару месяцев Лукьянов даже не заговаривал о том, что собирается искать новую суррогатную маму, не придерживался диеты, не принимал никаких лекарств и витаминов. Из этого следовало, что он не шутил, когда сказал, что пока больше не планирует повторять попытки инсеминации.

Но где он сейчас?

Почему до сих пор не дома?

Неужели завел любовницу?

Лана передернула плечами, но морщиться себе не позволила: она уже наложила на лицо питательную маску с коллагеном и молекулами золота, и не хотела, чтобы тонкая ткань съехала или пошла складками.

До недавних пор Лана даже не допускала мысли о том, что у мужа может появиться другая женщина. Лукьянов был слишком порядочным человеком, чтобы пойти «на сторону». Но чем тогда объяснить его отсутствие?

«Надо бы попытаться вернуться в его постель». Эта мысль казалась мудрой, но вызывала у женщины тошноту.

С самых юных лет Лана считала секс делом грязным, низменным и постыдным.

Ее мать, Любка, простая деревенская женщина, работала на птицефабрике под Калугой и в одиночку растила дочь. «Все мужики — грубые, грязные животные! — внушала она дочери. — Похотливые кобели, которые только и смотрят, кому присунуть. Держись от них подальше!»

Когда Лане исполнилось двенадцать, у ее матери появился хахаль — простой работяга, любитель выпить и зажать женщину в темном углу. Он вел себя точно так, как и говорила Любка: прямо при Светке хватал женщину за задницу, наваливался всем телом, мял груди и пьяно ржал, когда та принималась отбиваться и обзывать его похотливым кобелем и озабоченным жеребцом.

— Пошли, моя кобылка, — говорил он, щеря в улыбке желтые от дешевого курева зубы, — покатаю! Укатаю так, что неделю врастопырку ходить будешь!

И мать, которой было всего-то тридцать два года, шла: отбивалась, ругалась — но шла следом за хахалем в спальню, из которой вскоре начинали доноситься громкие стоны, скрип продавленного матраса и звонкие шлепки. «Ну не могла я от него отбиться, — томно вздыхала Любка после ухода любовника. — Уж больно он настойчивый!»

Все это продолжалось где-то с полгода. А потом Любка забеременела. Узнав об этом, хахаль, как и положено похотливому кобелю, исчез, бросил поднадоевшую любовницу, от которой теперь были одни проблемы и скандалы.

— Откуда мне знать, кому ты еще давала, Любка? Ребенок-то, может, и не мой вовсе! — заявил он.

Мать то рыдала, то стонала и выворачивала желудок над пластмассовым тазиком, придвинутым к той самой постели, на которой объезжала своего похотливого жеребца, а Светка, морщась и страдая от противных звуков и запахов, убирала за матерью, носила ей воду с лимоном и подавала смоченные уксусом тряпочки, которыми Любка растирала себе виски.

Когда родился братик, Любка подала в суд на алименты и добилась, чтобы хахаль отдавал ей по закону часть зарплаты. Недовольный мужик напивался и пьяно орал под окнами, кроя Любку матом и не давая спать своему сыну, который и без того оказался ужасно крикливым и беспокойным ребенком. У мальчика то пучило животик, то резались зубки. Он по нескольку раз в день пачкал пеленки — на памперсы у Любки денег не было; во время пеленаний умудрялся пустить струйку через голову, размазывал слюни, срыгивал…

Светка была в ужасе. Она никогда не думала, что от одного младенца столько шума и забот. Кое-как закончив девять классов, девчонка подала документы в экономический колледж на специальность «общественное питание» и уехала из дома. Мать вздыхала, плакала, кричала, грозилась, что если дочь «принесет в подоле», то она ее на порог не пустит.