Тухачевский саркастически улыбнулся.

– Действительно, сущая мелочь. Вы просите, чтобы я взял вас к себе, а потом просто перейдете линию фронта, то есть дезертируете. Вам не кажется, что вы ставите меня под удар?

– Я не такая важная птица, чтобы из-за меня начинали расследование в отношении командарма, – холодно сказал Загорский. – В конце концов, я могу инсценировать свою гибель на поле боя, а сам уйду дальше на восток. Уверяю вас, для мастера шпионажа это не составит никакой трудности.

Тухачевский с сожалением покачал головой.

– Увы, – сказал он. – Все это куда более рискованно, чем кажется вам. Вы – слишком заметная фигура, чтобы вас можно было просто так ввести в штаб армии. Возникнут вопросы, на которые непонятно как отвечать.

Загорский нахмурился.

– Жаль, – сказал он, – очень жаль, что вы отказываетесь. Вы меня ставите в крайне неудобное положение. Мне действительно надо перебраться через линию фронта…

Тухачевский молчал и как-то странно разглядывал Загорского.

– Ваша известность, – вдруг сказал он, – при некоторых обстоятельствах вполне может оказаться для меня полезной. Я не буду приписывать вас к штабу, но у меня к вам имеется встречное предложение…

Ганцзалин глядел на хозяина так, как будто видел его в первый раз в жизни. Тот сидел, развалившись, в старом ободранном кресле и беспечно покачивал ногой. Рядом с ним стояла коробка с душистыми кубинскими сигарами, оставшимися еще с дореволюционных времен.

– Вы хотите сказать, что мы полетим к барону Унгерну на аэроплане?! – спросил помощник несколько нервозно.

– Да, – отвечал Загорский, – на аэроплане. Во всяком случае, часть пути придется проделать именно так.

– Но почему?

Загорский вытащил из коробки сигару, осмотрел ее, понюхал и положил обратно. Сигар оставалось всего три, и пополнить запас сейчас было положительно невозможно. Таким образом, сигар он уже давно не курил, берег для какого-то особенного случая. На миг Ганцзалину даже показалось, что сегодня настал именно такой случай, но хозяин, повертев сигару в руках, все-таки не решился ее зажечь.

– Дело в том, – неторопливо начал Нестор Васильевич, – что Советы затеяли хитрую игру в стане врага. Ты, конечно, знаешь, что на Востоке они сейчас бьются с Колчаком. Как ни странно, Колчак – не самая серьезная сила на этом направлении. Гораздо опаснее для большевиков атаман Семёнов. Если Колчак и Семёнов объединятся, Москва рано или поздно падет. Так вот, Колчак наседает на Семёнова, чтобы тот вместе с ним шел на красных, а атаман пока колеблется. Понимая, что нельзя дать Семёнову объединиться с Колчаком, большевики решили нанести упреждающий удар, а именно – купить атамана.

– Как это – купить? – удивился Ганцзалин.

– Примерно так же, как покупают любого политика. Во-первых, они предложат ему деньги, которых у них нет. Во-вторых – территории, которых у них пока тоже нет. Семёнов, несмотря на всю свою силу, кажется, не собирается стать всероссийским диктатором. В нем, помимо русской, течет бурятская кровь, он родился и всю жизнь провел в Забайкалье, ему нравится там. Все эти белогвардейские лозунги его не особенно волнуют, он, очевидно, хотел бы остаться правителем родных земель и жить себе преспокойно, как какой-нибудь местный хан, только с неограниченными полномочиями. Так вот, большевики предложат ему не только денег – денег ему и своих хватает, но также часть Монголии и Приамурья. И все только для того, чтобы он не помогал Колчаку.

– Хитрó придумано, – сказал Ганцзалин.

– По меньшей мере, – согласился Загорский. – В Кремле, видишь ли, сидят не самые глупые люди. Революция делалась в интересах рабочего класса, но вовсе не рабочими. Главные большевики, как это ни смешно – либо аристократы, либо интеллигенты.

– И вы думаете, что Семёнов согласится на предложение?

– Очень может быть, – чтобы не соблазняться, Нестор Васильевич все-таки закрыл коробку с сигарами. – Однако, как ты понимаешь, ни вызвать к себе атамана, ни самим к нему поехать через линию фронта кремлевские жители не могут. И потому предложение свое они отправляют ему в виде секретного пакета. Но тут имеется один нюанс. Пакет ни в коем случае не должен быть перехвачен. Если об этих переговорах узнают колчаковцы, разразится дикий скандал, реноме атамана Семёнова пострадает, и ему не останется ничего иного, как поддержать армию Колчака. Именно поэтому пакет с предложением большевики отправляют аэропланом, который легко может пересечь линию фронта незамеченным или, во всяком случае, недоступным для врага.

Ганцзалин по-прежнему смотрел непонимающе.

– А мы тут при чем?

– Ну, видишь ли, большевики понимают, что веры им не очень много. Они хотят придать солидности своему предложению. И потому намерены использовать человека, имеющего вес в глазах белогвардейцев. На эту роль как раз подходит моя скромная персона. Главное, что аэроплан все-таки могут сбить, или он сломается, находясь как раз в тылу армии Колчака. В таком случае я должен спрятать пакет, а колчаковцам заявить, что угнал аэроплан вместе с пилотом, чтобы он перевез меня за линию фронта. Поскольку, как ты понимаешь, мое превосходительство на дух не переносит большевиков и только и мечтает вступить в ряды доблестной армии адмирала Колчака. Ну, а далее буду действовать по обстоятельствам. Но главное, я все-таки надеюсь добраться до атамана Семёнова, который и скажет нам, где искать барона Унгерна.

– Понятно, – уныло кивнул Ганцзалин. – Когда вылетаем?

– Завтра. Но не вылетаем, а выезжаем. На аэроплан мы пересядем только в районе боевых действий. А до расположения Пятой армии едем на машине. Тухачевский уже выписал нам пропуска.

– А машину? Откуда мы возьмем машину?

– Командарм позаботился и об этом. Нам выделили мощный «фиат». Если все пойдет как надо, две с половиной тысячи верст до Тобольска проедем за неделю.

– Почему так долго? – удивился Ганцзалин.

– Потому что на дворе осень, – объяснил Загорский, – а осенью русские дороги становятся особенно непроезжими. Кроме того, кругом сейчас пропускной режим, и это тоже не в нашу пользу. Впрочем, если армия Колчака продолжит наступление, мы рискуем оказаться на линии фронта даже раньше, чем рассчитываем.

Ганцзалин проворчал, что он не водит машину.

– К чему ты это говоришь? – удивился Загорский.

– А вдруг вас убьют? – огрызнулся помощник. – Кто тогда поведет ««фиат»»?

Загорский успокоил его, заявив, что если его убьют, их миссию можно будет считать законченной и Ганцзалин с легкой душой вернется домой. Помощник на это ничего не сказал, а просто отправился собирать чемоданы.

– Брать надо только самое необходимое, – объяснял ему Загорский. – «Фиат» наш может увезти хоть тонну, а вот грузоподъемность аэроплана невелика. Из оружия возьмем пару пистолетов, всем остальным, я думаю, нас прямо на месте снабдит Тухачевский. В конце концов, это в его интересах – чтобы мы добрались до генерала Семёнова живыми и здоровыми…